Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То, что я вам сейчас расскажу, покажется нереально ужасным, — набирая воздух заново в лёгкие, сказала я нашему клубу, глядя на их недовольные лица.
— Мы не желаем ничего слышать, — сказал темнокожий Оливер, скрестив руки у груди, — тем более от тебя.
— Можешь идти обратно к своим новым приятелям, — сказала, отвернув голову, светловолосая Стефана, сидящая на одном из баков.
— Да, — просто поддакнул малыш Николас.
— О чём вы? — заикаясь, спросила я.
— Твоё? — Оливер вытащил из кармана мою фигурку в виде маяка.
— Откуда она у тебя? — удивлённо спросила я, отобрав её.
— Нора дала нам фигурку, и мы не хотели верить в это, — я словила растерянный взгляд Стефаны, слушая нашего «главаря». — Но, видимо, это правда, — посмотрел на кучку ребят, лежавших на поляне и глядевших на меня — мы называли их «старшаками». — Ты одна из никчёмных, — и «никчёмными».
— Я была дома с братом, — начинала объяснять я, — можешь спросить у него.
— Спросить у того, кого здесь нет? — недовольно спросила Стефана, пока обиженный Николас сидел на земле, собрав все свои конечности в комок.
— Не подходи к нам больше, — отвернувшись от меня, сказал Оливер, подгоняя за собой моих друзей.
— Верь мне! — схватила его за высокое плечо.
— Не подходи! — крикнул он, сильно оттолкнув меня, из-за чего все вокруг наконец обратили внимание на контейнеры для мусора.
Остаться одной страшнее всего тогда, когда всю свою жизнь у тебя кто-то был. Не привыкшая к одиночеству и опечаленная случившимся, я осталась стоять на том же месте, где и была пять минут назад. Он не сказал мне этого прямо, произнеся «ты одна из никчёмных», но дал понять, что я такая же, как они, а это постыднее, чем остаться никем.
Затем я присела около тех самых баков, где мы собирались, глядя на толпу, бегущую на звонок, который использовали школы для вызова на уроки, как ночных бабочек — на заказ. Застыла во времени, наблюдая за счастливыми толпами, долго сидела у одного ящика, а потом вовсе заснула.
Я помню те времена, когда никто не понимал, почему Николас ходит с нами, хотя на два класса младше меня и его ещё не успели загнобить, но стоило копнуть чуть глубже, как все те рыбные скелеты выплывали на поверхность: синяки по всему телу, дранная одежда, запуганный вид — он сбегал к нам не потому, что его обижали, а потому, что он считал, что заслуживает такой компании «непонятых». А парадокс заключался в том, что, в отличие от него, Стефана не была «оборванкой», которой её считали, а скорее была той, кого было не жалко засмеять за пятно на футболке или порвавшиеся колготки, ведь она не умела терпеть и била — реагировала так, как хотели обидчики.
— Просыпайся, — ударил меня ногой наш школьный дворник. — Врача?
— Который час? — испуганно спросила я.
— Обед, — ответил он, выбросив мусорный пакет в тот бак, на котором сидела Стефана.
Чуть придавив свой сэндвич в портфеле, я направилась в школьную столовую, в которой собиралась поесть, а затем вовсе сбежать из этого места. Проходя по коридору мимо тех самых людей, которых мы привыкли называть школьниками (заранее неудавшиеся банкиры, в будущем заядлые администраторы, повелителями кружков по интересам и те самые «диванные эксперты», сейчас смеющиеся над всеми вокруг), теснота ощущается по-особому. Это не «нехватка пространства», а энергии, которую съедают эти похотливые улыбки, в голове извращённые до неузнаваемости, махи руками, желающие больше места, смех, скрипящий в ушах.
— Элиза? — кто-то потрогал мою руку.
— Нора? — сонно спросила я.
— Ты где была?
— Меня искали?
— Да! — вскрикнула она, взяв меня за руку и поведя за собой в столовую. — Мы, — указала на один из «крутых» столиков, где сидели старшаки.
— Здорово, — саркастично сказала я, — но это не мой столик, — была готова уйти в сторону того самого, где раньше сидела я со своими друзьями, как вдруг встретила их злобные лица, направленные в сторону меня и Норы. — Что ты им сказала? — недовольно спросила я, убрав её руку с моей фигуры.
— Ничего, — сделала честные глаза. — Я просто передала фигурку, — посмотрела на них. — Это он из-за неё тебя толкнул?
— Это мои друзья — пойдём объясним им, что это случайность.
— Разве друзья бьют? — снова схватила меня.
Бьют ли друзья? Должны ли бить родители? Можно ли ударять тебя мужу или жене? Что-то тогда перевернуло эту карту тузом вверх — и я опомнилась, почувствовав тот самый синяк от Оливера на плече.
— Ты считаешь, что заслуживаешь места у помоек, из-за которых ты неприятно пахнешь? — спросила, давя на меня, Нора.
— А ты заслуживаешь этой бедной школы? — внезапно заговорила я, из-за чего мы остановились посреди столовой.
— Думаешь, что я из богатой семейки? — тыкала в себя пальцем. — Все мы здесь — жертвы.
— Жертвы чего?
— Мы, — посмотрела на тот самый «хороший» столик, — дружбы. Когда родители только начинали хорошо зарабатывать и хотели отдать моих друзей в частную школу, то оставили их здесь, ведь моя семья не могла этого позволить.
— Из-за тебя они учатся здесь? — спросила, впечатлённая я.
— Да, — снова потянула меня, — так что пошли, — двинулись к её друзьям.
— Почему вы там так долго стояли? — спросил самый большой и, по всей видимости, главный из её компании, одетый в пафосную красную куртку.
— Леви, это потому, что из двух зол Элиза не могла выбрать меньшее, — пошутил Финн — один из близнецов.
— Или большее, — сказал второй Люк, из-за чего они оба расхохотались.
Я села рядом с Норой, которая, как мне казалось, понимала меня больше всех, но в то же время отталкивала своим внезапным интересом ко мне. Каждый раз, когда ребята задавали мне вопросы, то она проверяла моё выражение лица, а также дрожащую стопу.
— Так это вы, — начала говорить, видимо, девушка Леви Джульетта, — с этим вашим клубом «нетронутых» промышляете своими странными шутками? — небрежно ковыряя тарелку, спросила она.
— «Непонятых», — поправила я.
— Но вы же всё— таки не тронуты, — сказал один из близнецов, которых я не отличала друг от друга, и они снова оба рассмеялись.
— Это вы ей волосы подожгли, — сказал «главарь», моментом улыбнувшись.
— Отлично сохранились, — заметила я, перестав пить свой пакетированный сок.
— За месяц
