В условиях перенасыщенности рынка традиционных развлечений публика начинала всё больше ценить то, что нейросети дать были не в состоянии: реальные человеческие эмоции. Самые сильные и грубые, которые невозможно было подделать суррогатом: реальные похоть и страдания, реальную жестокость. Такие термины как «снафф» — запись реальных убийств и насилия и «треш-контент» — реальные издевательства над собой и окружающими в прямом эфире, перестали быть экзотикой.

Процветали создатели порнографии, которая становилась всё более изощренной и персонифицированной. То, что поначалу было абсолютным табу, вроде насилия, педофилии и зоофилии, постепенно легализовывалось, выходило из тени — и тому были мощные экономические предпосылки.

В условиях многочисленных военных конфликтов появлялись коммерческие военные подразделения, главной целью которых было не нанесение военного поражения противнику, а создание «шок-контента», призванного пощекотать нервы их до предела избалованных клиентов, развращённых любыми мыслимыми удовольствиями. Они на заказ могли делать с пленными и мирными жителями буквально всё, что угодно, в режиме реального времени.

Гордей всё ещё помнил, как в детстве пользовался голосовыми помощниками, и это было совершенно нормально. Его отец был госслужащим, хорошо зарабатывал, поэтому их семью все эти изменения, связанные с массовым внедрением нейросетей и заменой человеческого труда касались мало… он ещё помнил свою ненависть и ярость, которую пытался выместить на электронных устройствах после того, как родители погибли в первую ночь Революции. Как резко вещи, ещё вчера казавшиеся необходимым дополнением комфортной жизни, проявлением цивилизации вдруг стали самой страшной опасностью из всех возможных…

Лилия встретила его холодно, но была безупречно вежлива.

В основных помещениях Тёмной комнаты было активировано яркое освещение. Синие лампы безжалостно взрезали все ухищрения, созданные для того, чтобы создавать у посетителей ощущение волшебства и его предвкушения. Гордею было неловко. Чем-то это напоминало вмешательство в личную жизнь, подглядывание за другим человеком в его собственном доме. А, может, ещё что-то похуже. Например, прозекторскую.

Гордей поёжился.

— Нам сюда, — сказала Лилия, открывая служебный проход в главном тоннеле, скрытый за искусственными «зарослями».

Внутри были отполированные каменные стены со служебными магистралями электро- и водоснабжения, размещёнными на специальных кронштейнах.

— Там зарядная станция, да? — спросил он.

— Верно, — кивнула Лилия.

— На какое время работы рассчитаны аккумуляторы?

— Две стандартные смены. Шестнадцать часов, — ответила Лилия.

Они прошли по коридору метров двадцать и остановились перед металлической дверью с кодовым замком.

— Кто имеет доступ в это помещение? — спросил Гордей.

— Только я. Это было одним из условий внедрения этого улучшения, — Лилия грустно улыбнулась.

Это было похоже на детский аттракцион в парке развлечений. Гордей вдруг необыкновенно ярко вспомнил поход с родителями в такой парк. Свой восторг, смешанный со страхом, когда тележка с креслами, где они были жёстко зафиксированы, вдруг ринулась вперёд, в неведомую темноту…

Роботы были разными. Один был кентавром. Очень реалистичным. Если бы Гордей без подготовки встретил бы такого в оранжерее — то счёл бы, что сходит с ума. Ещё один напоминал волка. Два других были совсем как люди, по крайней мере, никаких внешних отличий он не нашёл. Они были в древней военной форме, и это тоже пробудило у Гордея целый ворох воспоминаний, которые, казалось, были навеки похоронены под столетними наслоениями спокойной жизни на «Москве»…

— Для чего эти использовались? — он указал на «солдат».

— Освобождение из плена, — пояснила Лилия, — распространённый сценарий с довольно высоким уровнем насилия.

— Они… — Гордей запнулся, подбирая слова, — их использовали в том числе для того, чтобы причинять желаемую боль заказчикам?

— Нет, — Лилия вежливо улыбнулась, — нет, это невозможно, конечно же. Они использовались только в сценариях, когда посетитель желал выплеснуть собственные фантазии о насилии.

— То есть, их мучали?

— Верно, — кивнула Лилия.

— Насколько реалистичным был… процесс?

— Можете попробовать, — Лилия пожала плечами, — если хотите, я активирую одного.

— Давайте, — попросил Гордей.

Психолог взглянула на него с некоторым удивлением, но просьбу выполнила. Немного покопавшись в своём коммуникаторе, она открыла управляющее приложение и дала команду на активацию.

Ближайший к Гордею робот поднял веки. У него были карие глаза, казавшиеся совершено живыми. Он идеально имитировал человеческую мимику.

Посмотрев на Гордея, он вздохнул и произнёс:

— Рядовой Павел Михайлов, номер эф-семь-шесть-пять-ноль-один-шесть, третий парашютно-десантный батальон.

Робот посмотрел на свои руки, по-прежнему зафиксированные в фиксаторах, и очень натурально вздохнул.

Гордей посмотрел на Лилию. Та стояла в замешательстве, широко открыв глаза.

— Дезактивируйте, — спокойно попросил Гордей.

Лилия дрожащими пальцами начала набирать код на коммуникаторе.

— Мужики… — сказал «солдат», глядя Гордею в глаза, — у меня семья… снимать только не надо, а? Пожалуйста. Не надо им видеть…

Гордей почувствовал, как у него во рту пересохло. «Солдат» хотел сказать что-то ещё, но тут его глаза погасли. Он замер.

— Система контролируется? — автоматически переспросил Гордей.

— Да… да, похоже, — нервно ответила Лилия, — я… я не понимаю, как это возможно! У него же внутри аналоговые плёнки со стандартными фразами! Этого на них нет!

Она беспомощно посмотрела на Гордея.

— Нужен надёжный и спокойный электронщик, — сказал он, — немедленно. Можете кого-то рекомендовать? Как психолог?

Записи экипажа, файл 70700707

Из личных воспоминаний Гордея Захарова, инженера силовых систем и специалиста по общественной безопасности межзвёздного корабля «Москва»

Каждый новый цикл начинался со слова. Оно горело передо мной, переливалось красно-чёрным:

«НАЧАТЬ»

У меня опять не было тела. Мерзкое ощущение. Нажимать слово приходилось усилием воли. Это будто опускаешь палец с содранной кожей в соляной раствор. Я знаю, зачем так было сделано. Чтобы тут, в «предбаннике» никто не задерживался.

Вот слово перестало мигать. Перед глазами появилась уже знакомая таблица:

«Конфигурация: выбор тела и базовых навыков».

Тут уже можно было задержаться. Я стал материальным. Под босыми ногами был холодный пол из гладкого чёрного камня. Рядом с таблицей, в отполированной до блеска чёрной стене маячило моё отражение: бесполая человеческая фигура. По умолчанию кожа была молочно-белой.

В какой-то из циклов я попытался быть женщиной. Просто, чтобы хоть как-то разнообразить бесконечность попыток. Это был один-единственный раз, после которого такие опыты я больше не повторял. Тут всё было совсем по-настоящему. А женщины, оказывается, мыслят и чувствуют совсем иначе. Я боялся потерять самого себя, свою суть.

Поэтому мужчина. Белый. Загар 60%. Сложение атлетическое. Плюс к массе и силе, минус к скорости.

Сила: 12

Скорость: 8

Масса: 12

Выносливость: 10

Удача: 5

Урон: 5

Уязвимость: 7

Уязвимость тоже выросла — просто потому, что я стал крупнее. По такой цели легче попасть. Но выбор оставался неизменным. Надо адаптировать стратегию, а не предавать себя самого.

Следующая таблица: предметы, оружие, одежда. Как обычно, не густо.

Набедренная повязка: +1 к защите, −1 к харизме.

Насчёт харизмы было глубоко несправедливо. Но бегать голым по первой локации не хотелось. Да, шансов чуть больше — но это просто неудобно физически.

Деревянный щит: +2 к защите, −1 к выносливости, −1 к скорости

Редкая дрянь. Стальной меч уничтожает начисто со второго удара, проверено. Ещё и выносливость жрёт со скоростью. Я оставил его в инвентаре. Без него проще.

Бронзовый кинжал (заговорённый): Урон 10.

Это что-то новое. Обычно выпадала или деревянная дубина (урон 2) или обычный бронзовый кинжал (урон 3).

Я хмыкнул и взял оружие.

Вот, собственно, и весь старт. Еду и лекарство можно было добыть только в локациях.

Я помешкал немного перед таблицами. Тут было можно. Прикрыл глаза. Интересно, как скоро наступит момент, когда я буду пытаться в эти минуты угадать диспозицию и расклад?

Но пока я вспоминал количество попыток. Эта мелочь — единственное, что ещё удерживало мою связь с реальностью.

Двадцать три. Точно. Вроде бы не так много — если смотреть отстранённо, но каждый раз это было до ужаса реально. Предельное напряжение, собственная и чужая кровь… за эти двадцать три раза я испытал больше боли, чем за всю Гражданскую.

Звонкий перелив колокольчиков. Всё, время конфигурации вышло. Если замешкаться — снова лишишься тела и попадёшь в «предбанник». Тут