— Устраивайся тут, — доведя друга до густых кустов боярышника, шепнул искусник, скидывая с плеча мешок. — Это одеяло и еда.

— А я думал, там у тебя подарки для Лавинии, — тихо усмехнулся Дайг и молча полез в глубину куртины, все остальное они спокойно обговорили дома, пока собирались и завтракали.

— Я сам большой подарок, — фыркнул себе под нос Инквар, проверил дыру амулетом, но не нашел никакого намека на самую примитивную ловушку или сторожевую нить.

Все-таки не удалось Тарену научить жену таким нехитрым предосторожностям. И это очень странно, обычно более слабые искусники старались защититься как можно надежней, ведь умение наскоро влить силу в выдохшийся защитный амулет доступно только мастерам. А он наверняка выше подмастерья не поднялся, и тогда встает законный вопрос: почему Лавиния пренебрегает простейшими способами защиты?

И ответов на него несколько, но большинство из них не нравятся Инквару просто до зубовного скрежета.

Облюбованные вчера днем резные колонны оказались очень удобными для подъема на навес, а оттуда Инквар закинул крюк в слуховое оконце и с ловкостью ласки взобрался на чердак. Осторожно ступая, обошел его пару раз, поставил у входа сигнальную нить, а у оконца простую ловушку и, бесцеремонно вытащив из старого сундука ворох старых одежек, устроил из них удобное гнездо. До того момента, как семья соберется на кухне к завтраку, у него было вполне достаточно времени, чтобы спокойно обдумать наиболее важные проблемы. Почему-то самые лучшие идеи и четкие способы решения запутанных задач приходили в голову именно по утрам.

Однако вскоре оказалось, что ничего придумывать не придется. Тонко зазвенела под ухом оборванная нить сторожки, вспыхнул бледным светом прямоугольник чердачной двери, и в нем, как в раме, возникла тонкая мальчишечья фигурка.

— Отец?

— Тут я, — вздохнул Инквар, отбрасывая потертое пальтецо.

— Ты всю ночь здесь спал? — Лицо мальчишки почему-то было бледным и осунувшимся.

— Под утро пришел, — скупо пояснил Инквар. — А кто-нибудь, кроме тебя…

— Нет. Они еще спят, — догадавшись, что именно волнует учителя, пробормотал ученик, серьезно глядя Инквару в глаза, и вдруг спросил: — Ты возьмешь меня с собой? Если она не отпустит?

Мать уже говорила вам, как собирается жить дальше?

— Нет, — опустил взгляд Ленс. — Но я же чувствую намного сильнее, чем раньше. Только ей не сказал.

— Видишь ли, ученик, — оглянулся на дверь Инквар, вспомнив, как вчера ощутил чужое присутствие, лишь когда Лавиния оказалась почти рядом. — Ты уже почти достиг первого совершеннолетия, когда человек имеет право выбрать себе ремесло. И в этом у тебя огромное преимущество перед остальными подростками — дар истинного мага. Смешно было бы с таким даром учиться лепить горшки или ткать ткани. Поэтому я взял бы тебя, но сначала хочу откровенно поговорить с твоей матерью. Возможно, она придумала более надежный для всех выход.

— Не забудь, ты пообещал! — вцепился в его руку мальчишка, и Инквар хмуро усмехнулся: ученик изо всей его речи запомнил только те слова, которые желал услыхать больше всего. А Ленс тем временем упорно тянул учителя к двери. — Идем в мои комнаты. Там много места, подождем, пока они встанут.

— Ну, идем, — чуть помедлив, согласился Инквар и решительно направился к выходу с чердака.

«Небольшое отступление от плана никому никакого ущерба не принесет», — уговаривал он себя, осторожно шагая вниз по ступеням, украшенным знакомой по пригородному дому резьбой. Даже если Лавиния каким-то невероятным чудом почувствует его присутствие, у Инквара найдется несколько убедительных поводов для столь раннего появления, хотя оправдываться он просто ненавидел. Особенно когда даже не помышлял делать то, в чем его обвиняли.

Однако хозяйка дома и глазом не моргнула, когда к завтраку ее сын появился в проеме широко распахнутых дверей в небольшую, уютную столовую в сопровождении молодого мужчины. Лишь чуть вздернула бровь, вопросительно глянув на Ленса, и Инквар шагнул к ней, торопясь опередить ученика:

— Доброе утро, госпожа Лавиния. Мы уже знакомы, вчера я приносил булочки, а потом привез ваших детей.

— Эринк Варден, — вежливо кивнула женщина, и только теперь Инквар рассмотрел, насколько сильно переменилась ее внешность со вчерашнего дня.

Больше не было бледной, худой и измученной затворницы, и все давешние недостатки чудесным образом превратились в достоинства. Худоба стала стройностью, и под ладно сидящим платьем шафранного крепа обнаружилась очень женственная фигурка, умело подчеркнутая туго затянутой шнуровкой бархатного корсажа. Тусклые волосы, сколотые вчера в простой пучок, сегодня блестели живым золотом, свободными локонами ниспадавшим на плечи из пышной прически, оставлявшей открытым мраморный лоб. Румянец, поя вившийся на слегка припудренных щеках, определенно был искусственным и тем не менее невероятно шел Лавинии.

Но самое большое чудо произошло с ее возрастом. Еще вчера жена собрата по ремеслу казалась Инквару старше его самого не менее чем на полтора десятка лет, а сегодня эта разница уменьшилась втрое.

— Да, это я.

— Тогда прошу к столу, — расцвело приветливой улыбкой прелестное лицо хозяйки, и на щеках появились ямочки, вмиг омолодившие ее еще лет на пять.

Вот теперь Инквар еще отчетливее осознавал, почему Тарен был так привязан к своей жене, что решился нарушить данную наставнику клятву и открыть непосвященной самые сокровенные секреты ремесла. Тайны, которые учителя доверяли ученикам лишь после того, как проверяли стойкость их характеров, благородство сердец и чистоту душ.

Лавиния была из тех редких женщин, которые нравятся всем мужчинам, даже тем, кто искренне любит своих избранниц и никогда не помышляет об измене. И все же не могут отказать себе в удовольствии хоть немного полюбоваться на изящество совершенных форм и прелестные черты лица, освещенного сиянием лукавых глаз.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Инквар, однако сел не на предложенное ею место, лицом к окнам, а сбоку, неподалеку от входа, так, чтобы одновременно наблюдать за всем, происходящим поблизости.

Он все яснее осознавал, какой путь выбрала мать его подопечных, и вполне понимал ее мотивы. Более того, в глубине души даже сочувствовал этой женщине, вынужденной бороться с хитрым и жестоким дядюшкой, вместо того чтобы наслаждаться дарованной ей красотой и молодостью. Хотя Корди был неимоверно сильным противником и для искушенных в битвах и интригах мужчин, а его племянница вместо оружия и крепких крепостных стен имела лишь вот эту очаровательную улыбку да двоих детей, являвшихся одновременно и ее сокровищем, и самым слабым местом в обороне. А для бессердечного дяди и вовсе желанным трофеем.

Однако, понимая Лавинию разумом, душой Инквар никак не мог согласиться с отвратительным для всех искусников выбором и непрестанно размышлял над этой задачкой, в которой судьба изначально определила неразрешимые условия.