Женщина сняла с груди крохотный серебряный медальон с камнем чайного цвета и вложила в руку Инквара.

— А теперь завтракайте, о делах поговорим потом.

Инквар не был с ней согласен и знал немало аргументов в опровержение ее доводов. И вместе с тем отлично понимал, как бесполезно сейчас спорить. Ничего доказать он все равно не сможет, хотя и очень жаль. Искусник крепче сжал камушек в руке, раздумывая, куда бы его деть: надевать чужие амулеты он не собирался, а положить в карман казалось бестактностью. И в первый момент, ощутив легкий, почти незаметный укол, даже не поверил собственным ощущениям. Пребывая в почти полной уверенности, что ошибается, он растерянно глянул на Лавинию.

Заметил мимолетно скользнувшую по ее губам торжествующую усмешку и остро, словно удар молнии, почувствовал, как из сердца с болью и горечью вытекает едва успевшее зародиться доверие к жене собрата.

Инквару всегда неимоверно тяжко было осознавать, как сильно он в очередной раз обманулся в человеке, показавшемся вначале симпатичным и добрым, достойным уважения и, может быть, даже дружбы. Ведь только вчера он причислил Лавинию именно к этой редкой и оттого столь драгоценной категории людей, а сегодня она нанесла незаметный и оттого еще более подлый удар.

Искуснику хватило одного мига, чтобы точно определить, каким именно зельем была вымазана крохотная заноза на подлой вещице. Острота его обоняния, и без того усиленного собственными зельями, за эти нескольких мгновений возросла в несколько раз, и древний инстинкт безошибочно выбрал из сотрапезниц ту, чей горьковато-сладкий аромат настойчиво будил огонь в его соскучившемся по женской ласке теле.

«Выходит, вовсе не радость встречи с детьми заставила ее так нарядиться», — хмуро размышлял искусник, медленно жуя мгновенно ставший безвкусным окорок. Она продумала все способы, какими могла заполучить его в качестве лакомой приправы к основному блюду, которое собиралась предложить железному дядюшке в обмен на свои требования. А Инквар не разглядел и недооценил ее способность с чисто мужской проницательностью просчитать чужие действия и приготовить веский ответ.

Ну что ж, это будет ему хорошим уроком, в следующий раз он уже не попадется на дрожание бледных губ и умоляющий взгляд. Но и она тоже просчиталась, решив, будто мастер-искусник может заявиться в чужой дом, ничего не предприняв для собственной безопасности. И не имеет никакого значения, что в этом доме находятся только женщины и дети, скорее даже наоборот. Ради возможности быть готовым в любой момент вступиться за них сначала нужно подумать о том, как защитить себя.

Ну и, разумеется, он обо всем позаботился заранее: противоядие уже действует, понемногу ослабляя желание вскочить из-за стола, схватить Лавинию на руки и утащить в ближайшую комнату, где на двери есть запор. Но ей он этого не покажет, пусть пока считает себя победительницей. Интересно будет узнать, каким видится предательнице продолжение подстроенной ею ситуации.

— В кабинете мужа остались его бумаги, — минут через десять поднялась из-за стола Лавиния, как раз к тому моменту, когда, по ее расчету, зелье должно было полностью взять власть над рассудком и чувствами гостя. — Я хотела бы отдать их тебе, жаль просто сжечь.

Инквара даже восхитил отлично продуманный и абсолютно верный ход. Ну кто же из его собратьев по ремеслу отказался бы от этих записей? Да и дети, воспитанные в доме искусника, никогда не позволят себе из простого любопытства отправиться следом за матерью в святилище отца.

И значит, наступает момент, ради которого она и затеяла все это представление, а ему остается лишь до конца доиграть свою роль, чтобы узнать точный ответ. Вернее, цену предательству.

— Ну конечно, я заберу и сохраню, — нарочито хрипловато произнес гость, вставая с места и незаметно засовывая в карман льняную салфетку.

Нужно же будет чем-то заткнуть ей рот. Не стоит использовать свой платок, тем более что никогда не бывает у него в карманах простых платков.

В коридоре Инквар догнал женщину и умышленно следовал за ней по пятам, едва не дыша в затылок и едко усмехаясь, когда она все ускоряла и ускоряла шаг. В кабинет, расположенный в угловой комнате нижнего этажа, Лавиния ворвалась почти бегом, однако, добежав до середины комнаты, внезапно остановилась, круто обернулась и, смело глядя в глаза, положила руки искуснику на плечи, с силой притягивая его к себе.

«Шестое главное правило искусников, — явственно прозвучал в ушах Инквара голос наставника. — Никогда не оставаться на том месте, куда тебя упорно увлекал или подталкивал недруг, и тогда ты избежишь заготовленных им ловушек и сюрпризов».

Ладони сами легли соблазнительнице на талию, крепко стиснули и, приподняв женщину, легко переставили ее ближе к одному из кресел. Лавиния протестующе зашипела, дернулась, но Инквар уже убрал руки и спокойно стоял, ожидая ее следующего шага. Некоторое время, недовольно прикусив губу, женщина смотрела куда-то мимо, задумчиво блуждая пальчиками по плечам и шее своей жертвы и изредка, словно невзначай, чуть-чуть царапая ноготками кожу.

Пока не до крови, по дожидаться следующего зелья искусник не пожелал. Осторожно поднял руки, стиснул тонкие запястья и снял их с себя.

— Где бумаги? — осведомился хриплым шепотом, слегка нависая над хозяйкой и откровенно изучая сверху ее туго обтянутую платьем грудь.

— Ну куда ты спешишь? — укоризненно выдохнула она, неожиданно резко вывернула руки из мужских ладоней и снова попыталась его обнять.

Однако Инквар уже расслышал скрип открываемой двери и опасливые шаги, начав понимать, какой вариант развития событий совсем упустил из виду. Хотя не столько прозевал, сколько не предполагал, как такое вообще может прийти в голову любящей матери.

Он тут же попытался оттолкнуть Лавинию от себя, но она вцепилась в него, как дикая кошка в добычу, и когда Инквар отдирал от себя одну руку, лишь зло шипела, чтобы тут же вцепиться в него второй. Долгие пару минут, не желая причинить хозяйке боли, он безуспешно боролся с ней, пока острый ноготок не расчертил его скулу острой болью.

Почти в тот же миг Инквару удалось поймать оба запястья яростно вырывающейся женщины, отодвинуть ее от себя и почти швырнуть в кресло. Затем он выдохнул вскипевшую в душе ярость и медленно повернулся к двери.

Они стояли рядом, крепко держась за руки, так, как привыкли, наверное, еще с младенческих лет, и вначале взгляд Инквара против его желания замер на посеревшем лице Алильены. Скользнул по зажмуренным, как от острой боли, глазам и неестественно розовым, накрепко стиснутым губам и поскорее обратился на Ленса, хотя искусник знал точно: эту картину он не забудет никогда. И никогда ничего не простит Лавинии.

Мальчишка упорно прятал от учителя взгляд, но его губы кривила такая горькая ухмылка, что Инквару стало предельно ясно: никакого разговора с ним сейчас не получится, и, значит, жена Тарена его все-таки переиграла.

В любом другом ремесле принято поздравлять коллегу с таким способным учеником, но у Инквара не было никакого желания не только хвалить Тарена, но и завидовать ему. Да если честно, отца этих детей больше всего хотелось пожалеть, зря потрачено столько сил, а ничего от светлого ремесла искусника в его жене не осталось.