наконец на плечах министра, король вступил с ним в разговор, между тем как маркиза Помпадур опустилась в соседнее кресло. Хорошо знающие приличия кавалеры и дамы, в том числе и прелестная Ирэна, скромно отошли в сторону. Вокруг центральной группы снова образовалась пустота, а эту группу составляли теперь его величество король, маркиза Помпадур и главный контролер. И никто не решился бы вступить в этот священный круг. Лидия, оказав его величеству надлежащие почести, не присоединилась к этому интимному кружку, и, заметив ее отсутствие, Людовик XV почувствовал, казалось, заметное облегчение. Герцог Домон приблизился к королю и подал ему стул. Король взял его, успев в это время шепнуть старику на ухо:

— Ну, что же ваша дочь?

Между тем лорд Эглинтон искал места, куда он мог бы поместить свою скромную особу, и густо покраснел, когда маркиза Помпадур со смехом махнула веером по направлению к его величественной кровати. Воспользовавшись этой минутой, герцог, подкладывая подушку за спину короля, успел шепотом ответить:

— Невозможно, ваше величество.

— А англичанин?

— Я еще не пробовал.

— Ха-ха-ха! — смеялась Помпадур. — Неужели все англичане так же скромны, как вы, господин министр финансов?

— Я, я… не знаю, маркиза. Я очень мало с кем знаком из англичан, — ответил он.

— Смотрите, наш господин контролер так стыдлив, что не решается сидеть в моем присутствии на краю своей постели, — продолжала она, все еще смеясь, — А между тем, милорд, я готова биться об заклад, что вы занимались флиртом с графиней де Стэнвиль, развалясь на этих самых пуховых подушках.

— Только по настоянию моего камердинера, маркиза, — возразил контролер, — иначе я встал бы несколькими часами раньше.

— Неужели он — такой тиран? — спросил Людовик.

— Ужасный, ваше величество.

— И вы его боитесь?

— Трепещу от одного его взгляда.

— Это хорошо, что контролеру финансов приходится когда-нибудь трепетать, хотя бы даже пред своим камердинером, — с комическим пафосом вздохнул Людовик XV.

— Но, ваше величество, мне вообще часто приходится трепетать.

— Клянусь, он говорит правду! — засмеялась мадам Помпадур. — Он дрожит даже пред своей женой.

— А мы все трепещем пред контролером, — весело заключил король, — С тех пор как парламент поставил вас, как дракона, стеречь нас.

— Но сознайтесь, ваше величество, что дракон достаточно кроток и добродушен.

— Охотно сознаюсь, милорд! — сказал Людовик с несколько преувеличенной веселостью — И вам не приходится раскаиваться в своей кротости, так как король остался вашим другом. — И так как лорд Эглинтон молчал, или чувствуя себя слишком подавленным милостью короля, или просто из застенчивости, то Людовик продолжал: — Мы хотим доказать вам нашу дружбу, милорд.

— Ваше величество застаете меня врасплох, — пробормотал Эглинтон, действительно вконец смутившийся, причем его взоры беспокойно блуждали по комнате, точно ища поддержки в эту критическую минуту.

— Нет, нет, — снова милостиво заговорил Людовик, — мы понимаем это. Король Франции нечасто выбирает себе друзей из своих подданных; ведь теперь мы считаем вас своим подданным, раз вы принесли нам присягу. У вас в жилах осталось ровно столько английской крови, чтобы сделать вас вдвойне честным и верным вашему королю. Нет, нет, не надо благодарности. Мы говорим так, как нам подсказывает наше королевское сердце. Но мы сейчас говорили о доказательствах нашей дружбы. Милорд, скажите нам откровенно, правда ли, что вы так страшно богаты?

Этот вопрос последовал так непосредственно за сентиментальными излияниями, что лорд Эглинтон был совсем сбит с толку. Он не привык к интимным беседам с королем; все дела государства вела его жена, и это обстоятельство застало его совершенно неподготовленным.

— Да, я… я думаю, что да, ваше величество, — пробормотал он.

— Но во всяком случае не настолько богаты, чтобы отказаться от миллиона ливров или около того, а?

— Я не могу ответить в точности, ваше величество, все зависит от того, откуда возьмется этот миллион?

— Не один, любезный милорд, а, может быть, целых два, — соблазнял король и ближе придвинул свой стул.

Эглинтон последовал совету маркизы Помпадур и присел на край постели. Можно было подумать, что сидеть здесь было очень жестко и неудобно, так как милорд все время вертелся на месте и имел очень несчастный вид. Его колени упирались в колена короля, а ноги путались в юбке маркизы Помпадур. Шум голосов в большой комнате заглушал шепот короля, а широкое пустое пространство было естественной преградой для всякого подслушивания. Таким образом никто не мог слышать то, что король намеревался поверить своему министру; к тому же, наклонившись вперед, он до того понизил голос, что сам Эглинтон с трудом мог расслышать его; ему пришлось для этого даже наклонить голову так, что он чувствовал на своих щеках горячее дыхание короля. Быть главным контролером финансов и поверенным короля! По временам это также имело свои неприятные стороны.

— Милорд, — зашептал король, — мы предлагаем вам прекрасное дело. Мы, конечно, могли бы обойтись и без вашего содействия, но вы — наш друг и потому нам желательно, чтобы и вы приняли в нем участие.

— Я слушаю, ваше величество.

— Герцог Кумберлэндский подавил восстание и посрамил знамя надменного претендента Стюарта.

— Друга вашего величества? Я это знаю, — наивно произнес Эглинтон.