– Это марионетка, – объяснила Милу, теперь с её губ сорвался радостный смешок. – Кукла… лиса.

Она даже разглядела нити, которые тянулись от игрушки к крюку на полке.

– Это точно то самое место.

Милу шагнула внутрь и окинула взглядом круглую комнату. Слой пыли здесь был толще, и девочка закашлялась, отмахиваясь от серых клубов. По центру помещения, сквозь дыру в потолке, вверх уходил толстый квадратный вертикальный вал. На скруглённых, обитых соломой стенах висели куклы всех мастей и размеров. А ещё тут имелись рулоны ткани, катушки ниток, инструменты, стол, заваленный кисточками и банками из-под красок, и тяжёлая металлическая швейная машинка.

Кукольная мастерская Брэма Поппенмейкера.

– Мы обошли только половину мельницы, – прошептала Милу: она измучилась, и ей казалось, что комната качается у неё под ногами. – Они сейчас наверху.

Родители должны быть там.

Вновь загоревшись надеждой, Милу пересекла комнату, направившись к лестнице, в потолке над которой зияла большая прямоугольная дыра. Мышцы взвыли, когда она забралась на первую перекладину, свечка при этом чуть не погасла.

Лотта позвала её:

– Милу…

Но та упрямо лезла вверх.

На следующем этаже она попыталась выпрямиться во весь рост и ударилась головой обо что-то твёрдое. Зашипев, Милу тотчас присела и решила на ощупь найти место, где можно сесть. Когда пыль улеглась, а свеча разгорелась ярче, девочка поняла, что здесь шагу ступить негде: всё пространство от пола до потолка занимали огромные деревянные шестерёнки, хитроумно соединявшиеся друг с другом вертикально и горизонтально.

Послышался глухой удар и недовольный возглас, когда Лотта вылезла из дыры и подползла к Милу.

– Святая Гауда, – выдохнула Лотта, разинув рот и разглядывая механизмы.

Милу осторожно встала и подняла свечку к выгнутому потолку: тени и пыль бросились прочь от пламени, но нигде не обнаружилось ни лестниц, ни люков.

Они находились на самом верху мельницы: больше нет никаких комнат для поисков.

Плечи Милу поникли, как будто кто-то внезапно перерезал невидимые ниточки, и ноги её подкосились. Она сильно ударилась коленями об пол, но это не шло ни в какое сравнение с болью в сердце, которое, казалось, было готово разорваться.

– Ох, Лотта, – прерывающимся голосом произнесла Милу, – они ушли.

Милу едва помнила, как Лотта и Сем отвели её обратно на кухню. В глазах у неё стояли слёзы, а тело одеревенело, несмотря на меховое пальто, накинутое на плечи. Девочка с трудом могла двигаться.

Сем прав. Она зря проделала весь этот путь. Поппенмейкеры исчезли.

Отчаяние так громко вопило Милу в уши, что голоса друзей как-то смазались.

– Что случилось? – спросил Эг.

– Милу нужно поспать, чтобы справиться с потрясением, – ответила Лотта. – Помогите мне довести её до постели.

Лотта и Сем уложили её в шкаф-кровать, на зелёное покрывало. От него несло затхлостью, но оно было мягче всех простыней, на которых ей когда-либо приходилось спать. Фенна уже лежала там: она притянула Милу поближе к себе и обвила её руками, прижавшись подбородком ко лбу. Потом они забрались под одеяла, которые оказались тяжёлыми, но ни капельки не колючими.

Но Милу до сих пор дрожала.

– Их здесь нет, – сказала она чужим, слишком высоким и хриплым голосом… он ведь не мог принадлежать ей, правда?

К ней наклонился Эг.

– Всё будет хорошо, Милу, – прошептал он. – С нами всё будет хорошо. Я обещаю.

Лотта очутилась рядом с ней, ещё одна пара рук обвила её, и Милу больше не пыталась держать открытыми свои затуманенные слезами глаза.

Она проснулась от солнечного света. Каким-то образом она проспала колокольчик, который звонил на рассвете. Гассбик её убьёт. Страх охватил её, и Милу быстро села, лихорадочно моргая и силясь понять, почему спальня стала настолько маленькой, а кровать – настолько широкой. Исчез рассохшийся карниз, его сменил низкий деревянный потолок. Коричневое ветхое одеяло каким-то образом превратилось в несколько одеял и ярко-зелёное покрывало.

Потихоньку в голове начали проясняться воспоминания о прошлой ночи.

Гассбик мертва. Милу дома. Её родители пропали.

Как только сердце снова заныло, Милу заметила на полочке свою тряпичную кошку. Голова игрушки была пришита так искусно, что сразу стало понятно, кто постарался. Это работа Сема. Девочка села прямее, сняла с шеи карманные часы и провела большим пальцем по надписи.

Даже пройдя весь путь от приюта до указанного места, Милу всё равно не обрела семью.

Фенна и Лотта пошевелились и посмотрели на неё ещё сонными глазами.

– Милу? – хрипло спросила Лотта, одна косичка у неё торчала вертикально, другая совсем расплелась. – Что-то случилось?

– Ничего, – тихо проговорила она и перелезла через Лотту. – Мне просто нужно на свежий воздух.

В ответ подруга зевнула и опять закрыла глаза. Но Фенна вылезла из кровати и присоединилась к Милу, когда та заглянула в соседнюю комнату. Мальчики крепко спали в шкафу-кровати в гостиной: Сем – лицом вниз, одна длинная рука свешивалась и касалась пола, а Эг сопел на своём аккуратно сложенном, заляпанном сажей платке, который он положил под голову вместо подушки. Милу прикрыла дверь, чтобы не тревожить их.

Сейчас кухня уже не выглядела мрачной, а буквально сияла. Тени сгинули, но густая пыль, кружившаяся в потоке солнечного света и липшая ко всем поверхностям, никуда не исчезла.

Девочка проверила содержимое шкафчиков рядом с раковиной. Еды там не нашлось, только очередные залежи пыли. На цыпочках Милу прокралась к гардеробу и отворила дверцу. У неё перехватило дыхание при виде мужской одежды, висевшей сбоку. Рубашки, пиджаки, брюки, куртки… всё отлично пошитое, удобное и стильное. С другой стороны она обнаружила целую коллекцию платьев, пальто, плащей и шарфов, тоже прекрасно пошитых и на удивление маленьких и детских на вид.

Вздохнув, Милу окинула взглядом кухню, залитую светом и засыпанную осколками посуды. Уши, шею и плечи кололо так, как никогда ранее: девочка чувствовала холод, который, как ни странно, согревал её, – и даже тяжесть в груди становилась чуть меньше.

«По крайней мере, я дома, – мысленно твердила она, – пусть здесь и нет родителей».

– Я разыщу их, Фен, – прошептала Милу. – У меня есть целая мельница с тонной новых подсказок, значит, сегодня, по сравнению со вчерашним днём, я ещё больше продвинулась.