привели женщину в истерзанном одеянии. Назвалась Тимоклеей. Сопровождавший воин доложил, что она убила командира, спрашивал, какой смерти её предать. Александру недосуг заниматься этим случаем, но что-то привлекло его внимание.

— Женщина, ты знала, что тебя ожидает смерть. Почему убила моего воина? — спросил он.

Тимоклею не смутило присутствие царя, отвечала с достоинством, без робости:

— Я замужняя женщина, добродетельная, никому зла не приносила. В мой дом ворвались твои воины, требовали еду и вино. Я им отдала всё, что имела. А они потом искали деньги, забирали ценные вещи; перевернули всё в доме, переломали мебель. Я умоляла их не причинять вред моему имуществу, а командир ещё совершил насилие надо мной. Унизил женскую честь. А потом ещё потребовал, чтобы я показала, где спрятано золото или серебро. Я указала на колодец в саду, и когда он перегнулся через край, столкнула вниз и закидала камнями, чтобы он не смог выбраться.

Женщина перевела дух, смело глядя на Александра, с достоинством сказала:

— Ещё я скажу, что муж мой воевал против твоего отца; македоняне убили его в сражении у Херонеи.

Тимоклея вздохнула, словно исполнила долг:

— Вот теперь ты обо мне всё знаешь. Поступай, как пожелаешь, но я счастлива тем, что умру отомщённая за поругание моей чести и за смерть любимого мужа.

К удивлению присутствующих гетайров, командиров и воинов, отвага женщины не оставила царя равнодушным. Поразмыслив, он объявил:

— Ты повела себя пристойно, как подобает замужней эллинке. Зевс тебе судья. А я говорю, будь свободной, как и твои дети.

На прощание распорядился дать ей деньги за порушенное имущество.

ТУЧИ НАД ЭЛЛАДОЙ

Известие о падении Фив застало Грецию врасплох. По лицам отчаявшихся беженцев греки поняли, что им самим ожидать от нового македонского царя при неповиновении. Выжившие чудом фивяне, потерявшие всё, кричали: «Нет больше Фив! Македонянин разрушил наше отечество!» В растерянных душах приютивших их граждан рождались смятение и животный страх перед неминуемой расправой. Ужас расползался по греческим городам мрачной тучей по осеннему небосводу — неизвестно, где разверзнется молниями да громами…

Жители Элиды*, недавно изгнавшие всех приверженцев Македонии, уговаривали их вернуться, обещали возместить убытки за унижение, притеснения и расхищенное имущество. Отряд пехотинцев-гоплитов, сформированный из граждан Аркадии и направленный в поддержку восставшим Фивам, развернулись в обратную сторону. А дома воины потребовали осудить и предать казни сограждан, кто отправлял их воевать против Македонии.

Посланцы греческих городов, за исключением Спарты, поспешили в Пеллу, чтобы засвидетельствовать преданность царю Македонии. Их принимали, внимательно и по-доброму выслушивали, прощали без условий и последствий. Не торопились афиняне, по-видимому, выжидавшие, что по отношению к ним предпримет Александр — состояние войны или мира. В Собраниях, что созывали афиняне, чуть ли не каждый день, терялись в догадках, как относиться к преемнику царя Филиппа. По этому поводу он со смехом высказывался перед Гефестионом:

— В Фессалии, где я сражался со знаменитыми отрядами всадников, Демосфен называл меня мальчишкой. Узнав о победах на Балканах, мой ненавистник объявил меня юношей. После Фив надеюсь услышать признания мужчиной.

Поразительные успехи Македонии в разгроме иллирийцев и трибаллов, потом ещё уничтожение Фив чувствительно повлияло на расстановку сил в Греции, особенно на гегемонии Афин, до сих пор могучей сухопутной и морской державы. История противостояния афинян с Фивами никогда не доходила до полного разгрома не менее сильного противника. А в данном случае приходилось считаться с полуварварской страной, называемой Македонией, и малоизвестным юношей с потрясающими воображение амбициями. На поклон к «македонишке» идти не желали, в то же время чувствовали — промедление смерти подобно, при этом слабо надеялись, что опасения их беспочвенны. Так не трудно потерять лицо граждан религиозного и культурного центра Эллады. Лишь сторонники Демосфена из навязчивой ненависти не унимались в призывах к афинянам и остальной Греции воевать с Македонией, не представляя себе неизбежных трагических последствий. По этим причинам афиняне не спешили в Пеллу.

Пока афинские ораторы призывали к войне или миру с Македонией, паника среди населения поднималась большая. Из окрестных поселений в Афины прибывали крестьянские семьи со скотиной, птицей и домашним скарбом. Под надзором военных строители спешно заменяли в городских стенах разрушенные камни и блоки, укрепляли сторожевые башни. Из государственного арсенала в Акрополе ополчению раздавалось оружие, ветераны натаскивали новобранцев боевым действиям и приёмам, что годится при защите города. Но чтобы выработать окончательное решение по судьбе Афин, в условиях чрезвычайной ситуации созвали народное Собрание…

Первым речь держал сын рыбака Демад, известный тем, что в сражении с македонянами при Херонее попал в плен, но мудрыми беседами с царём Филиппом сумел получить свободу. Потом ещё убедил отпустить вместе с ним два десятка пленных афинян. После этого случая Демад укрепил расположение Филиппа к себе, получал от него подарки и деньги за противодействие антимакедонской позиции Демосфена. И на этот раз Демад остался верен себе.

— Афиняне, — убеждал он сограждан, — беда, настигшая нас, произошла не по вине сына Филиппа, а наших недальновидных политиков! Я скажу больше, из-за личной вражды и ненависти ко всему македонскому и Александру они поставили под удар всех афинян.

Дальше оратор говорил, что нужно исправлять ошибки, начав с того, чтобы отправить посольство в Пеллу. В какой-то мере покаяться и настаивать на мирном договоре, но не заявлять о войне. Это опасно и преступно. Но посылать к Александру нужно людей ответственных, в обхождениях с царями привычных.

Демад возвысил голос, и шесть тысяч народных заседателей со вниманием затихли:

— Теперь разберёмся, нужно ли Афинам осуждать Александра за то, что он разрушил Фивы? Наоборот, мы благодарны за то, что у Афин нет врага, с которым афиняне всю жизнь выясняли отношения! Нет Фив — нет проблем для афинян на всём пространстве Греции!

Он обвёл глазами амфитеатр.

— Нам за это проклинать Македонию и её царя?

Возгласы одобрения волнами пробежали по рядам. Речь возымела такой успех, что Демосфен отмолчался, сидел с мрачным лицом. Опасался привлечь к себе излишнее внимание за чересчур настойчивые призывы к войне; и чтобы не потребовали наказать его за недавние заверения, будто Александр мёртв. Хотя его сторонники попытались переломить ход Собрания.

После шумной перепалки противных сторон Собрание сформировало посольство из десяти самых уважаемых людей из старых приверженцев царя Филиппа.

Александр любезно их принял, не напомнил, что они припоздали. Спокойно перенёс поздравления по поводу успехов на Балканах и расправой с Фивами. На прощание передал письмо для афинян:

«Я не держу зла на Афины, как не держал зла мой отец, царь Филипп. Но требую выдать моих врагов