Я поступила мерзко, я знаю — он ни в чем не виноват, но я сомневаюсь, что он вывезет конфликт со своим другом в следующий раз. Или в еще какой-то другой раз.

Нам не стоит общаться.

Может быть, ему ничего и не грозит, а вот мне…

Позавчера Лекс сам меня нашел и пригласил на концерт. Я решила, что это какая-нибудь тупая шутка в стиле “жестоких игр”, но он звучал очень искренне, когда убалтывал меня, и даже немного рассмешил. Я хотела насолить Владу. Да, хотела. А с Лексом весело и легко, он вообще очень милый!

— Что такое “Драйв”? — смотрю в свой салат.

— Кафешка на выезде. Рассказать?

— Эм-м… да…

— В общем, это какие-то знакомые Баркова, — объясняет Алена, имея в виду своего парня. — Там была потасовка “бейте люстры, я плачу”. Золотые мальчики сцепились, перевернули полкафешки. Говорят, даже ментов вызывали…

Мои глаза непроизвольно округляются.

— Что, есть жертвы? — спрашиваю хрипловато.

— Да какие жертвы, — отмахивается она. — Больше посуды побили. Но там известные личности засветились. Фрол старший и младший, но ты их вряд ли знаешь.

— Угу…

Мне требуется минута, чтобы прийти в себя и осознать ситуацию!

Из-за меня разнесли полкафешки?!

Даже не владея этой информацией, я два дня не появлялась на складе “Пряничного домика”, но теперь у меня горят сроки, и мне нужно срочно доделать работу, за которую мне заплатили!

Мне нужно поехать туда сегодня.

— А как твой… ты же с кем-то познакомилась, вроде? — спрашивает Алена не особо уверенно.

— Нет, — салат стал похож на опилки. — Забудь… Ладно, я пошла. Мне на работу, и я без машины.

— Сочувствую, — вздыхает Алена.

— Угу… пока…

Я и сама себе сочувствую, потому что на улице жуткий холод, а у моего “пежо” что-то стучит под капотом. Я решила не рисковать и дождаться возвращения отца.

Поездка на окраину города с двумя пересадками занимает вагон времени, но мне есть о чем подумать. Например о том, что рядом с обоими Фроловыми мне лучше больше никогда не появляться. Рядом с Владом появляться не стоит, потому что он… урод! А рядом с его братом, потому что я на него запала.

Ни разу в жизни я не оказывалась в такой отстойной ситуации. Даже в детстве я не облизывалась на что-то, принадлежащее другому!

У этой хотелки ужасный привкус. Горький, как редька.

Закрываю глаза и пытаюсь вслушиваться в аудиокнигу, которую загрузила себе вчера.

На свете куча парней. Найдется и тот, что будет только моим.

От остановки общественного транспорта до склада идти метров двести, и это не говоря о том, что сама эта остановка у черта на куличках. Таскаться сюда без машины будет та еще морока.

Решаю разделаться с этой работой как можно скорее.

Желательно до конца недели.

Сворачивая за угол, первым делом я с предательским волнением осматриваю парковку и когда вижу среди “хендаев” огромный черный джип, сердце почти выпрыгивает из груди, ударяясь о ребра.

Я даже не знаю, есть ли кто-то внутри, ведь стекла этой тачки наглухо затонированы!

Быстро проскользнув в дверь, вхожу на склад, озираясь по сторонам и вибрируя перед каждым поворотом коридора, пока пробираюсь на второй этаж. На втором хлопают двери и ходят люди, но среди них нет никого ростом далеко за метр восемьдесят и с плечами шириной в гору.

— Добрый день… — здороваюсь, заходя в бухгалтерию.

В ответ получаю жидкие приветствия, которые почти не касаются ушей.

Ну, что я за ненормальная?

Щеки горят так, что на них можно поджарить муравья.

Рухнув на свой стул, с ненавистью смотрю на гору коробок, которая, кажется, приросла. Серьезно? Может, я здесь теперь рабыня?!

Отец всегда говорил, что коммерсанты — это жулики.

Решаю зафиксировать имеющийся фронт своей чертовой работы, сделав пару снимков на телефон.

На нем висит сообщение от Лекса, и я проваливаюсь в него, прикусив губу.

“Я что, в черном списке?”, — пишет парень.

Подумав секунду, пишу ему в ответ: “Я думала, что в черном списке я”.

“Че за ерунда?”, — отвечает он. — “Давай встретимся”.

Я медлю, потому что мои сомнения никуда не делись. Лекс… он милый, но, мне кажется, что конфликт с Владом ему не по зубам.

Они подрались!

Этот способ решения конфликтов дерьмовой эффективности. Я не отважусь на вторую встречу с этой компанией в качестве… Боже… я не собираюсь с ним встречаться, но даже в качестве его приятельницы на эту встречу я не отважусь. Я не хочу собирать лбом шишки, я же не идиотка.

В этой компании мне делать нечего…

Я туда и не стремлюсь!

“Я занята до конца недели. Работаю допоздна”, — пишу ему в надежде, что к концу недели он просто забудет о моем существовании.

“А на выходных?” — настаивает.

“На выходных день рождения у моей сестры. Мы идем в ресторан, в общем, я буду занята”, — печатаю в ответ.

“Ладно, тогда напишу на следующей”, — отвечает он.

Я очень в этом сомневаюсь, поэтому пишу “ок”.

Отложив телефон, опускаю лицо в ладони, пытаясь остудить ими свои щеки.

Когда нос начинает чесаться от ковыряния в кипах пыльной бумаги, а в висках стучит от трехчасовой непрерывной работы за компьютером, решаю, что пора отсюда убираться.

Сняв со спинки стула куртку, исчезаю так же тихо, как появилась.

На площадке второго этажа глаза скачут из угла в угол, в поисках знакомого силуэта, и я не знаю, чего во мне больше, радости или разочарования, потому что никого здесь нет.

Вырвавшись на улицу, вдыхаю свежий воздух, который прочищает нос. Уже начало темнеть, и вдоль шоссе зажглись фонари.

Я не должна оборачиваться, но все равно вижу, что черный джип все еще на месте.

Отвернувшись, против ветра устремляюсь к автобусной остановке, подальше от этого склада и от этого джипа.

Десять минут спустя кляну себя за то, что не изучила расписание автобусов. От холода немеют губы, под джинсами мурашки, колючие как иголки. Стуча ногами друг о друга, дую на руки через перчатки и замираю, когда на дороге впереди появляется знакомая черная громадина.

Я замотана в шарф, и из-под шапки торчат только глаза. Даже родная мать с трудом узнает меня в таком виде. Твержу себе это, опустив глаза, будто по принципу «если я не вижу, то и меня тоже не видят».

Мое сердце не успевает остановиться за