У Элис приоткрывается рот, она даже не сразу находится с ответом. А потом делает шаг ко мне и переходит на драматично-доверительный тон:

— Ты не понимаешь, Шарлин. Ты теперь для них как кость в горле. Если Доминик нарушит закон, поставит тебя на один уровень с Одри, то нарушать можно будет всем остальным. А старейшины этого не хотят. Я тебе советовала, и еще раз повторю: лучше соглашайся на все их условия, и у тебя не будет проблем.

Согласиться на условия? Интересно, на какие? Чтобы у меня забрали малышку и отдали ее чужим вервольфам? А мне что прикажете делать?! Расслабиться и вычеркнуть этот период из своей жизни? Как будто мне мало проблем с Кампалой и сложной беременностью, теперь еще вервольфы-старейшины на голову свалились.

Поняла, что меня трясет, и резко себя осадила.

Да пошло оно все! В лес!

— Тебе какое до меня дело? — спрашиваю у рыжей. — Думаешь, Конелл бросит тебя в поисках новой любовницы, которая способна от него забеременеть?

Щеки Элис розовеют, судя по яростному взгляду, от гнева.

— Ты самоуверенная дура, если считаешь, что стая тебя примет!

Теперь вперед шагнула я. Что там доктор с Домиником говорили? Не сдерживать свои эмоции и новообретенную волчью суть. Так я с радостью!

— Как невежливо с твоей стороны оскорблять хозяйку дома.

— Ты не хозяйка!

— Парни, — я поворачиваюсь к вервольфам, — пожалуйста, попросите нашу гостью подождать в машине. Мне неприятно ее присутствие в моем доме.

Если тех вервольфов, которые помогали Рэбел в магазине, я знала, знала, что их зовут Пит и Бимар, то этих видела первый раз. Хорошо, наверняка, не первый, потому что они точно должны были присутствовать на собрании стаи, но помнила я их смутно. Очень молодые, темноволосые, похожие друг на друга, будто близнецы.

Они переглядываются, потом смотрят на меня, но я ни секунды не сомневаюсь, что они сделают именно так, как нужно мне. Просто знаю, и все.

Гадкая усмешка на лице Элис стирается, когда один из близнецов шагает к ней и кивает на дверь.

— Я прошу вас покинуть дом.

— Что? Там холодно!

— Раньше надо было думать, — говорю я.

Элис топает ногой, поправляет волосы и покидает дом через распахнутую вторым вервольфом дверь, напоследок пообещав:

— Тебе это не сойдет с рук.

Уверена, что сойдет. Жаль, что со старейшинами такое вряд ли сработает.

— Благодарю, — говорю я вервольфам.

— Не за что, женщина альфы, — отвечает близнец, стоящий ближе ко мне.

— Чарли. — Я протягиваю ладонь.

— Чарльз.

— Нет, — поправляю я. — Мое имя Чарли.

— А меня зовут Чарльзом, — улыбается парень, и я тоже смеюсь, осознав, как забавно получилось. — Пожимать руку не буду. Не хочу, чтобы альфа потом оторвал мне мою.

— Или что-нибудь нужнее руки, — хмыкает второй.

— Это Майкл, — представляет его Чарльз.

— Рада знакомству. — Как ни странно, говорю я совершенно искренне. — Придете на вечеринку?

— Конечно! — Вервольфы синхронно кивают.

— Тогда до встречи.

На этой хорошей ноте я решаю, что нужно уже вернуться в комнату. Тем более что мое настроение начинает стремительно улучшаться. Может, мое пребывание здесь будет не таким ужасным?

Я поднимаюсь на второй этаж и собираюсь свернуть на лестницу к третьему, когда до меня доносится яростное:

— Ваша свадьба с Одри должна состояться как можно скорее!

Ближайшая к лестнице дверь распахивается, и в коридор шагает прим Конелл. Судя по звериному взгляду и выступившей густой щетине на скулах, очень злой прим Конелл. Свет здесь неяркий, но вервольф едва успевает сжать кулаки и тем самым спрятать жуткие когти — отец Одри едва сдерживает трансформацию.

Тут же вспоминается другой вервольф. Тот, на подземной парковке, с огромной пастью и лапами, способными впечатать меня в пол. Этого достаточно, чтобы по спине побежал холодок, а сердце ускорило свой бег. Особенно когда отец Одри замечает меня и направляется в мою сторону. Я хотела бы выглядеть беззаботной, как с Элис, но он царапает взглядом по моему лицу, и слова приветствия застревают в горле.

Мне хочется сжаться, обхватить себя руками, чтобы защитить. Не себя, свою малышку. Все во мне кричит: «Беги!», когда он на мгновение замедляется. Наверное, только какая-то внутренняя безбашенность, глупость, а может, новоприобретенные способности имани заставляют меня остаться на месте и выдержать фонящую от него ярость.

По лицу вервольфа вижу, что он хочет что-то сказать, и это вряд ли то, что мне понравится, но в последний момент отец Одри передумывает и проходит мимо. Только когда внизу хлопает парадная дверь, я позволяю себе опереться руками о лестничные перила и мысленно посчитать до десяти.

А потом до двадцати.

Элис права. Вервольфы не люди, даже безобидный и человечный с виду прим Конелл способен разорвать любого на части. Любого человека. Если я действительно стану помехой для старейшин, что сделают они?

— Шарлин, что ты здесь делаешь? — раздается за спиной, и я подпрыгивают от неожиданности, потому что Доминик умудрился подобраться ко мне бесшумно.

Для встречи гостя он надел рубашку и стал выглядеть более цивилизованно. Ну, почти.

— Вроде как живу, — огрызаюсь я. — И собираюсь подняться в спальню. Или в этом доме есть места, в которые мне запрещено заходить?

Доминик приподнимает бровь.

— Нет. Ты можешь ходить, где хочешь. Только не покидай территорию поселения.

— А то — что? — Я складываю руки на груди, потому что никакой мысленный счет не помог, меня по-прежнему трясет. Сейчас даже больше. — Меня поймают старейшины и устроят проверку?

Доминик сдвигает брови, и они сливаются практически в одну линию. Он шагает ко мне, прижимая меня к перилам и вглядываясь в лицо. Приходится опустить руки, потому что это неудобно, но теперь неудобно вдвойне, потому что мы стоим слишком близко друг к другу.

— Ты не успела поговорить с Конеллом.

— Нет. Зато я поговорила с его любовницей.

Которая оказалась права. Если еще оставалась надежда на то, что Элис все выдумала, слова Доминика только что ее разрушили.

— Не волнуйся. Охрана будет наказана за то, что не предупредили ее не распускать язык.

Он так смотрит в сторону лестницы, что сразу понятно — парням внизу не светит ничего хорошего.

— Я первая с ней заговорила.

Теперь яростный взгляд альфы вонзается в меня. По его лицу проходит судорога трансформации.

— Ты не должна была, — рычит Доминик.