Тогда у меня была решительность. Помню слово «распять», выжженное на тонкой странице Библии. Но как убить сейчас?

Пусть всё течёт само по себе. Может быть, нечто, божественное или дьявольское, подскажет мне решение. Similia similibus curantur. Грех во мне, внутри моего душевного храма, нужно лечить внешним грехом.

В туманных измышлениях, под проливным дождём, я подхожу к квартире Юли. Делаю три безответных звонка и вдруг замечаю, что дверь приоткрыта.

Я захожу в прихожую. Окликаю Юлю. В ответ — тишина. Мне мерещится, будто где-то в глубине застыло нечто омерзительное, вот-вот готовое прыгнуть на меня и растерзать своими когтистыми лапами.

Опасность манит. Я закрываю глаза и по пушистым коврам неслышно захожу в гостиную. Шепчу «Отче наш» и открываю глаза. В комнате никого нет. На столике красуется початая бутылка коньяка. Я нахожу стакан, наливаю и падаю в объятия дивана.

После коньяка и сигарет я успокаиваюсь. Иду в туалет, на ходу расстегивая ширинку. Толкаю белую дверь и замираю.

Прямо посреди туалетной комнаты, между унитазом и ванной, распласталась Юля. У меня нет ни страха, ни отвращения, ни радости. Я знал, что так будет. Нагибаюсь.

Дождевая вода капает с моей одежды на голое тело Юли. Я замечаю, насколько идеальны её груди, им могла бы завидовать Мария-Антуанетта. На лице трупа, как шрам от операции — улыбка.

По центру груди Юли зияет кровавая рана, похожая на кратер извергающегося вулкана, но больше всего крови возле её промежности. Я склоняюсь ниже и замечаю, что её бёдра украшены длинными кровавыми разрезами. Вся её промежность изрезана.

У меня был знакомый, который устроился в морг, чтобы трахаться. Мёртвые, объяснил он, безотказны.

Я размышляю об этом всерьёз, пока не понимаю, что везде мои отпечатки. Везде! Я буду первым подозреваемым.

Не осознавая, что делаю, хватаю пластиковую канистру с водой, стоящую возле унитаза, и начинаю поливать всё вокруг, чтобы смыть отпечатки. Нет, это безумие! Так мне ничего не уничтожить. Вспоминаю фильмы: в них убийца стирал отпечатки. Я беру тряпку и начинаю протирать всё, чего касался.

Когда я выхожу от Юли, кажется, похудевший на несколько килограмм, то понимаю — вместе со своими отпечатками стёр отпечатки убийцы. Дождь, грозящий человечеству очищением через новый всемирный потоп, смывает с меня последние следы преступления.

Ещё вчера я сам готовился убить Юлю. Ещё сегодня выбирал орудие убийства. Был преступником в мыслях. Моё намерение, кажется мне, сродни убийству. Потому я главный подозреваемый.

Мы встречаемся в том же заброшенном кинотеатре. На входе я приветствую вахтёршу. По её благообразному виду сложно догадаться, что она одна из нас.

У нас есть обычай — мы обнимаемся при встрече. Раньше я не придавал этому большого значения. Но сейчас объятия действуют мне на нервы. Это вполне логично, если взять в расчёт тот факт, что большинство сектантов имеет выраженные физические недостатки: гнилые зубы, фурункулы и язвы, гнойные из-за конъюнктивита глаза или чудовищные залысины на голове.

Эммануэль Сведенборг: «Только между теми, которые в одинаковом зле и которые поэтому находятся в одном адском обществе, есть общее сходство. Вообще их лица ужасны и, подобно трупам, лишены жизни: у некоторых они черны, у других огненны, подобно факелам, у других безобразны от прыщей, нарывов и язв; у весьма многих лица не видать, а вместо него — что-то волосатое и костлявое, у других торчат только одни зубы. Тела их точно так же уродливы. В этих образах злость и жестокость проглядывают из внутренних начал, но, когда другие их хвалят, почитают и поклоняются им, лицо их изменяется, и в нем выражается как бы радость от удовольствия. Следует, однако, знать, что адские духи кажутся такими только при небесном свете, но между собой они кажутся людьми».

Я стараюсь держаться в стороне, курить и не думать о Юле. Доказано, подсознание не воспринимает частички «не». Этот факт используется в НЛП и гипнозе. Поэтому фраза «не думай о трупе Юле» для подсознания будет звучать как «думай о трупе Юли». Поэтому я повторяю себе: «Думай о футболе».

Я всегда сижу в середине зала. Справа высокий молодой парень с жуткими синяками под глазами. Он постоянно кашляет и массирует свою мошонку. Слева субъект неопределённого возраста в рваном костюме.

На трибуне Марк Аронович, один из главных инициаторов данного проекта. Ходят слухи, что он регулярно ездит за границу. Смотрит, как работают зарубежные секты. Многие идеи он привносит сюда.

Я слушаю в пол-уха. Улавливаю лишь отдельные фразы.

Нас всё больше. В Европе и Америке новая мода — мода на вирус. Люди специально прививают себя. Они готовы платить за это деньги. Деньги за свободу. Охотников за вирусом становится всё больше. В интернете вирус — самый элитный товар. Целые общины охотятся за ним. Они кидают вызов Богу.

Так вещает Марк Аронович.

Люди играют в новые игры. Приз победителю — вирус. Те, кто заражён, те, кто позитивны, живут полной жизнью. Только они и живут. Среди знаменитостей всё больше позитивных. Они рожают детей и прививают чужих. Вирус строит новый мир. Вирус — метка Божья. Мы избраны. Мы сами решаем, кто должен умереть, а кому даровать жизнь. Мы стали богами. И мы уничтожим этот ханжеский мир.

Так вещает Марк Аронович.

И в этот момент он похож на священника с протестантского телевидения. На лидера русских фашистов. Они все больны. Тяжёло больны, как и я сам.

Марка Ароновича сменяет Николай. Он приглашает всех на вечеринку завтра вечером. Обещана масса развлечений.

На остановке возле кинотеатра я встречаю Нину и Инну. Они держатся за руки. Подходят ко мне.

— Привет! — тянут они в два голоса.

— Привет, что вы здесь делаете? — странно видеть их вместе.

— Ходим по магазинам, — говорит Инна. — Кстати, как насчёт ужина на троих?

— Я болен, — чуть не сказал «я мёртв».

— Ничего страшного, — они улыбаются и гладят друг друга, — вылечим.

Нина не спрашивает о моём странном звонке перед убийством Юли. И сейчас её молчание ценнее всего.

Я избавляюсь от них, но мой покой вновь нарушают две девочки. Знаю их по секте позитивных. Маша и Лена, кажется. У обеих, как уродливая гроздь винограда, герпес на полгубы. Мне настолько плохо, что я думаю лишь об одном — добраться домой. Из бездны меня вырывают те же две девочки.

— Давай встретимся. Составь нам компанию. Пожалуйста! — канючат они.

— Пишите номер, — машинально отвечаю я.

Прыгаю в автобус. Занимаю свободное место. Чтобы меня не дёргали, использую старый приём: закрываю глаза и делаю вид, что сплю.

Когда моё притворство почти переходит в естественное состояние, звонит мобильный.