Когда мы с Тамарой шли домой, нам повстречался Миша Ильяшев. Он все время нашей встречи как-то смущенно улыбался, чем смущал и нас. Мы поздоровались за руку. Поговорили. Потом простились за руку. Он сказал, что идет в столовую чего-нибудь пошамать. Я опять вела себя не так, как следовало. Не смотрела на него, а только взглядывала. Я чего-то опять боялась. Миша очень возмужал, окреп. Руки у него заскорузлые, рабочие. Совсем изменился мальчик.

Простившись с Мишей, буквально через 5 шагов мы встретили Гришу Хаунина. Он нас не заметил или сделал вид, что не заметил, уж не знаю, но только мы так и прошли мимо.

Потом мы с Тамарой стояли в булочной в очереди за газированной водой, потом сидели полчаса в бомбоубежище, потом полчаса спорили, кто к кому пойдет. Победила я, мы пошли ко мне. Тамара застряла у меня из-за В. Т. до 8-ми часов, мы с ней общими усилиями написали записку от меня Вовке. Дело в том, что этот негодяй снова по-свински поступил со мной: весь дом красит известкой чердак, за нашу долю чердака надо заплатить 15 рублей. Мы с мамой решили, что выкрасим сами. Я решила позвать на помощь своего товарища, тем более ему это не ново. Я пошла к нему, его не было дома, я оставила ему записку, которую передала его отцу. Я просила придти и помочь мне. Но он не пришел. Если бы он был занят, он мог бы забежать и сказать, что «я, мол, занят». Нет, непростительно. И даже если он был бы только знакомый (уж не говоря о товарище), то из рыцарского чувства, которое должно быть свойственно всем воспитанным мальчишкам его возраста, он должен был бы придти. Я написала ему очень крепкую записку и передала Тамаре для передачи ему. С Тамарой же мы сговорились, что, если будет ответ, она сама после 5-ти зайдет ко мне, если ответа не будет, я сама иду к ней.

Сегодня Тамара не пришла, я к ней тоже не пошла, так как все время воздушные тревоги. Вот я и не знаю, есть ответ или нет. А это весьма любопытно. По-моему, так: если Вова все же считает, что мы товарищи, и ему станет совестно за свое свинское обращение, то он, конечно, напишет ответ. Если эта записка явилась для него пустой бумажкой и ему нет до меня дела, ответа не будет. Хотя может быть и так: он покажет эту записку ребятам и они сообща настрочат мне ответ. Но тогда такой ответ не будет для меня иметь никакой цены.

4/Х-41 г[19]

Как давно я не писала. Но сегодня прорвалось. О Господи Боже мой, что с нами делают, с нами, ленинградцами, и со мной в том числе.

Я работаю в госпитале при Инст[иту]те охраны материнства и младенчества им. Клары Цеткин. У нас, санитарок, суточное дежурство: с 9-ти утра до 9-ти утра следующего дня работаю, а потом сутки отдыхаю до 9-ти утра следующего дня. Итак, я должна спать через ночь. Это очень тяжело, но еще терпимо. Но когда вообще не приходится спать, а только дремать в бомбоубежище, это уже страшно. Вот сейчас без четверти 7 утра. С полвосьмого вечера вчерашнего дня до 6 часов утра было 6 воздушных тревог, из коих 2 продолжались по 3 часа, 2 по два часа, а остальные две по полчаса и по часу. Я работаю в госпитале, и работа очень трудная, но я понемногу привыкаю. Зато я в дни дежурств бываю сыта и получаю карточку первой категории с 400 гр. хлеба в день.

С того раза, как мы вечером сочиняли Вове записку и условились увидеться на другой день, я не видела Тамару. Вчера я написала ей записку и попросила Розалию Павловну передать ее Осе, чтоб он передал ее Тамаре. Так я до сих пор не знаю ничего о судьбе моего послания к Вове. Но я нисколько не раскаиваюсь, что так резко написала ему.

Как-то во время В. Т. я разговорилась с Идой Исаевной о дружбе между мужчиной и женщиной. Ведь любить можно только одного, а помимо любви можно дружить со многими мужчинами. Ида Исаевна рассказывала мне, что когда ей было еще 17 лет, у ней были друзья из мальчиков. И до сих пор их дружба ничем не омрачается. Из класса они дружили впятером, двое девочек и трое мальчиков.

У нас тоже ведь двое девочек: я и Тамара, и трое мальчиков — Вова, Миша, Яня. Почему же мы не дружим — не знаю. Разве мальчики плохо к нам относятся — нет. Разве они неподходящие для дружбы — тоже нет, даже наоборот. Именно с таким типом мальчиков, как они, можно дружить. Но в чем же дело? Не знаю. Но, по-моему, мы не знаем, как подойти к друг другу.

Прямо обидно, прямо обидно. В суровые дни войны мы только впятером из всего класса остались в Ленинграде. Как бы могли за это время хорошо сдружиться на всю жизнь. Нам ведь никто не мешает. Нет ни Димы, ни Эммы, ни Розы, ни других девочек. Но!

У нас с Тамарой мало кипучий характер. Мальчики тоже какие-то сухие. Между нами отношения какие-то натянутые, уж очень мы почтительны друг к другу. Да еще Яня не очень подходит. Такой профессор, разве можно с ним дружить. Мы могли бы сдружиться, если бы у нас были простые, незатейливые отношения. Обыкновенные отношения между мальчиками и девочками. Если бы мы друг другу нравились. Если бы они заигрывали с нами. А мы держали себя.

5-ого

В ночь с 4-ого на 5-ое было еще страшней, чем в предыдущей ночи. Правда, было только 4 воздушных тревоги, а не 6. Но зато какие страшные. Непрерывно пол содрогался от разрывов фугасных бомб. Во время 2-ой тревоги я сидела рядом с двумя женщинами. Одна [моло]дая, другая пожилая. Молодая все плакала [и] причитала. Вскоре мы узнали от нее, что они пережили во время первой воздуш[ной] тревоги. Они с трамвая попали в одно [из] бомбоубежищ на Загородном проспекте. Они-то (мать и дочка) вошли в бомбоубеж[ище], но многие, особенно мужчины, остались у в [хода]. И в это время трахнула бомба и завалила вход в бомбоубежище, и всех, кто находился [у] входа, засыпало. Те, кто был внутри, остались целы, у них потолок только слегка] осел. Они вышибли одно из окон и через не[го] вылезли наружу. Они видели, как откапывали засыпанных, многие были живы, но помешались.

В третью тревогу было следующее: я проснулась от беготни по коридору, в это время завыла сирена. Я быстрее всех оделась и побежала вниз. Слышу на дворе громкие возбужденные голоса. Я заглянула во двор. Слышу: «Горит, горит под воротами, на чердаке». Я ничего толком не поняла, поняла лишь то, что что-то горит в нашем доме. Я бегом помчалась к нам и предупредила своих об опасности, а потом также бегом спустилась в убежище. Там было полно народу. Какие-то полуодетые люди с детьми, большими чемоданами сидели и стояли. В это время началась пальба.

12-ого октября

Я буду работать в военном госпитале санитаркой. Буду помогать раненым бойцам. Большое спасибо Иде Исаевне. Это она все устроила. Буду помогать тем, благодаря которым я имею еще дом и родных. [Я] все силы отдам для этого. Дома я буду равноправным членом семьи. [Никто] не посмеет назвать меня паразиткой. [Ида] Исаевна говорит, что там много девушек-санитарок. Может быть, я подружусь с [кем-]нибудь из них. А бойцы, раненые — это все люди. И может, среди раненых [найду]тся мальчишки, 17-18-летние ребята. [Мо]жет быть, я приглянусь кому-нибудь и я найду друга. Да я ни минуты не [за]думаюсь, идти мне санитаркой [или] нет.