Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, завтра?
Отец будто читает мои мысли, потому что интересуется:
— Тебе нужно пополнить запас силы?
— Нет, — качаю головой. — Я не собираюсь сегодня вечером выходить из дома. У меня работа по политологии еще не сделана.
— Тогда жду тебя утром.
Я соскребаю себя с кресла и направляюсь к выходу.
Дохожу до лестницы и шарахаю по доспеху, попавшемуся на пути.
Сегодня поход в «Бабочку» точно отпадает. Это привлечет лишнее внимание, особенно к тому, что я собираюсь сделать. А вот завтра… Завтра я верну Вирне ее работу.
А еще решу проблему с едховым контролем! Мне нужно, просто необходимо удерживать силу весь день, не обращаясь к отцу. И я это сделаю.
Вирна Мэйс
У меня чувство, что все повторяется, причем дважды: я в кабинете Дженны, сижу на том самом стуле, где проходило мое собеседование, Дженна затягивается и выпускает тонкий ароматный дым. А у стены стоит Н’эргес и допрашивает меня.
— Вы сегодня были в участке политари, нисса Мэйс.
Честно говоря, меня начинает раздражать это превосходство в его голосе, поэтому я отвечаю:
— Да. Вы следите за мной от самого дома, или когда я пересаживаюсь на гусеницу, потому что на Пятнадцатом слишком воняет?
Дженна прячет улыбку в уголках губ, но молчит. Ее молчание меня раздражает чуть ли не больше постоянного прессинга начальника службы безопасности. В конце концов, я не преступница, и пришла сюда по своей воле.
— О чем вы говорили?
— Не поверите. О покушении на меня некой Ромины Д’ерри, — отвечаю я.
Дженна перестает улыбаться, Н’эргес отталкивается от стены и подходит ближе. Раньше я даже представить себе не могла, что такая громадина может так бесшумно передвигаться, как зверь перед прыжком. Думаю об этом и снова вспоминаю К’ярда: текучие, плавные движения. Короткий глубокий взгляд и резкий профиль.
Да чтоб его!
— На вас было совершено покушение? — Въерх пристально вглядывается в мое лицо.
— Ага. Вы не знали? — качаю головой. — Ай-яй-яй, такое упущение.
— Нисса Мэйс.
— Ньестр Н’эргес, — я чуть полаюсь вперед, — вы уже расспросили меня по десять раз обо всем, о чем только можно. Если у вас есть какой-то серьезный вопрос, который вы стесняетесь задать, сделайте это прямо сейчас. Потому что я жутко устала после работы, мне надо учить задания, чтобы меня не выперли из Академии…
А параллельно еще придумать, как спрятать сестер.
— А я трачу свое время на вас.
— Вы тратите свое время? — акцент он делает на слове «вы», но Дженна останавливает его взмахом руки.
— Ригман, достаточно. Почему ты сразу не рассказала о том, что случилось, Вирна?
— Потому что он не спрашивал, — пожимаю плечами.
— Когда это произошло? И что?
Мне приходится кратко обрисовать ситуацию, и все это время безопасник сканирует мое лицо так, словно надеется там уловить малейший зачаток лжи. Зря надеется: скрывать мне нечего, а что касается «лжесвидетельства», не уверена, что из этого кабинета что-то выйдет к политари. Хотя бы потому, что я все еще думаю… нет, я уверена, что Дженна что-то знает о ныряльщиках. И Н’эргес тоже.
За все время, что я говорю, Дженна меняется в лице несколько раз, въерха заклинило. Поспорить могу, его давно и прочно заклинило, это выражение лица он носит, когда засыпает, когда просыпается, когда чистит зубы или сидит на толчке. Впрочем, с толчком могут быть варианты.
— Лайтнер К’ярд. Какие у вас отношения? — Дженна глубоко затягивается.
— Я уже все сказала по этому поводу.
— Не все, — она смотрит на меня, наклонив голову. — Ты не сказала, что этот парень защищал тебя в участке политари.
— Это не имеет ни малейшего отношения…
— Имеет, — перебивает Дженна. — С той самой минуты, как ты опрокинула на него поднос. Ты, девушка, проработавшая официанткой не в самом приятном заведении Ландорхорна, желающая получить это место, подставилась, потому что ничего к нему не испытываешь?
— Какое вам до этого дело?
— Самое прямое. Я хочу быть уверена, что если этот парень снова окажется в моем клубе, ты больше не станешь швыряться в него подносами.
— Не стану.
— Предлагаешь мне поверить тебе на слово?
— Можете запихнуть меня в камеру, которая вытащит из моей головы всю правду.
Судя по выражению лица, Дженна мою шутку не оценила. В общем-то, ее можно понять, эти камеры применяют спецслужбы для допросов особо опасных преступников. После применения такого «пробуждения» воспоминаний в лучшем случае человек будет всю жизнь заикаться. В худшем — пускать слюни на перекошенное левое плечо.
— Ты знаешь, кто его отец, Вирна?
— Да.
— И ты можешь мне пообещать, что не создашь проблем?
Мне хочется спросить прямо — о чем она? Вместо этого я киваю.
— Обещаю.
Дженна меня изучает.
— О том, что случилось, не знает никто, кроме вас с К’ярдом.
И управляющего, и ведущего, но я об этом не говорю.
— Мне бы хотелось, чтобы это так и осталось. Ты понимаешь, о чем я?
— Я точно никому не скажу.
— А он?
Вспоминаю его взгляд.
— Не думаю.
— Не думаешь?
Молчу. Нет, я действительно так не думаю, еще на прошлой неделе я считала его куском дерьма, которому нечего делать по жизни и он развлекается за счет других, но сейчас… Чтобы я еще знала, что именно скрывается под этим «сейчас».
— Как хорошо ты его знаешь, Вирна?
Мне кажется, или меня снова пытаются раскрутить на инфу о том, насколько мы близки?
— Погано, — говорю я. — Минусовой уровень знаний, за такие оценки выгоняют из Академии. Но он вряд ли станет трепаться о том, что его окатила напитками и закусками какая-то официантка.
Кажется, Дженну этот ответ устраивает.
— Испытательный срок — неделя, — говорит она, — приступаешь сейчас.
Почему-то у меня даже нет сил удивиться, а те, что находятся, идут на другое. Мне сегодня предстоит целая смена в «Бабочке». Смена, после которой мне нужно ехать в «Кэйпдор», и не просто сидеть на занятиях, а что-то еще и впитывать.
— Мне понадобится форма, — говорю я, поднимаясь.
— Твоя форма готова, — отвечает Дженна.
Глаза ее сужаются, как у домашней фьери (пушистой зверюги с острыми когтями, молниеносной и быстрой), которую себе могут позволить только очень богатые люди. Или въерхи.