— Мы старались сдерживаться, не питать слишком радужных надежд, — пояснил Эллиот, — но нам казалось, что это сама судьба.

— Он позвонил восемь дней спустя в половине пятого, — Вивиан поставила на стол почти не тронутую кофейную чашку. — Я совершенно точно это помню. Я играла скрипичную сонату Вивальди, старалась забыться музыкой, и тут зазвонил телефон. И я поняла: вот оно! Знаю, это звучит нелепо, но я сразу догадалась. Когда я сняла трубку, он сказал: «Поздравляю, миссис Данбрук, у вас девочка». Я не выдержала и разрыдалась прямо в трубку. Он был так терпелив, так рад за меня. Сказал, что именно ради таких моментов и делает свою работу.

— Вы никогда не встречались с биологической матерью?

— Нет. — Эллиот покачал головой. — В то время это было не принято. Никакого обмена именами. Нам сообщили только медицинские данные. На следующий день мы отправились к нему в контору. Там была медсестра, она держала тебя. Ты спала. По процедуре нам не полагалось подписывать бумаги или выплачивать гонорар, пока мы не увидели и не приняли тебя.

— Ты стала моей, как только я тебя увидела, Колли, — сказала Вивиан. — В ту же самую минуту. Медсестра передала тебя мне, я взяла тебя на руки, и ты стала моей девочкой. Не заменой, не суррогатом. Моей дочкой. Я заставила Эллиота пообещать, что он никогда больше не напомнит мне об удочерении, даже слова такого не произнесет, никогда не расскажет ни тебе, ни другим. Ты была нашей дочкой.

— Тебе было всего три месяца от роду, — добавил Эллиот, — ты все равно не могла ничего понять. А для Вивиан было очень важно отгородиться от пережитой боли и разочарования. Мы привезли домой нашего ребенка. Все остальное не имело значения.

— А родственники… — начала было Колли.

— Они были встревожены ее состоянием не меньше, чем я, — ответил Эллиот. — И не меньше, чем мы, очарованы тобой. Поэтому мы все просто вычеркнули удочерение из нашего сознания. А потом мы переехали сюда: так было проще обо всем забыть. Новое место, новые соседи. Никто ничего не знал, так какой смысл об этом говорить? Но я все-таки сохранил документы, хотя Вивиан просила меня от них избавиться. Мне казалось, что это неправильно. Я спрятал их и запер, как и все, что с нами было до того, как мы привезли тебя домой.

— Колли, — овладев собой, Вивиан взяла дочь за руку, — эта женщина… та, которая… Ты же не можешь точно знать, что она имеет к этому отношение. Это же безумие. Мистер Карлайл был известным адвокатом. Мы не стали бы связываться с каким-то проходимцем. Мой собственный врач рекомендовал его! Они оба порядочные люди. Не может быть, чтобы они занимались незаконной торговлей детьми.

— Знаешь, что такое совпадение, мама? Судьба взламывает замок, чтобы человек мог открыть дверь. Дочь этой женщины похитили двенадцатого декабря. Три дня спустя твой адвокат звонит тебе и говорит, что у него для тебя есть девочка. На следующий день ты подписываешь бумаги, выписываешь чеки и привозишь меня домой.

— Ты не можешь утверждать, что ребенка похитили, — стояла на своем Вивиан.

— Нет, но это довольно легко проверить. Мне придется это сделать. Мои родители так меня воспитали. Я не могу поступить иначе.

— Если ее ребенка действительно украли, — сердце Эллиота содрогнулось при этих словах, — можно провести анализы, чтобы определить… биологическую связь.

— Знаю. Я пойду на этот шаг, если придется.

— Я могу это ускорить… сократить оформление, чтобы ты поскорее получила результаты.

— Спасибо.

— Что ты будешь делать, если… — Вивиан не смогла договорить.

— Я не знаю, — вздохнула Колли. — Не знаю. Буду действовать шаг за шагом. Ты моя мать. Ничто на свете этого не изменит. Папа, мне придется забрать документы. Буду проверять всех, кто с этим связан. Доктора Симпсона, Карлайла. Как звали медсестру, которая принесла меня в его контору?

— Я не знаю. — Он покачал головой. — Но я могу разыскать для тебя Симпсона — мне это проще. Сделаю несколько звонков.

— Дай мне знать, как только найдешь его. Мой сотовый у тебя есть, и я оставлю тебе номер мотеля в Мэриленде.

— Ты уезжаешь? — воскликнула Вивиан. — О, Колли, неужели ты не можешь остаться?

— Извини, не могу. Я люблю вас. Что бы мы ни обнаружили, я всегда буду вас любить. Но эта женщина, потерявшая ребенка… Ей очень тяжело. Она должна знать правду.

Никогда в жизни Даг не испытывал такого возмущения. С матерью говорить было бесполезно — он давно махнул рукой на все попытки ее урезонить. Все равно что биться головой о стену. Железную стену ее воли.

Дед тоже его не поддержал. Сколько Даг ни взывал к разуму, столько ни просил взглянуть на вещи трезво, сколько ни напоминал о разочаровании, десятки раз пережитом в прошлом, они ничего не желали слышать.

Оказалось, что его мать уже отправилась к этой Колли Данбрук прямо в мотель, прихватив с собой семейные фотографии. Она готова была унижаться, раздирать свои раны, вмешивать постороннего человека в семейную трагедию.

В таком месте, как Вудзборо, в самом скором времени семейная история Калленов будет извлечена на свет божий, просеяна и перебрана по зернышку. Опять им начнут перемывать кости.

Поэтому Даг решил сам навестить эту Колли Данбрук, извиниться и попросить ее ни с кем не обсуждать визит его матери… хотя, возможно, он уже опоздал.

Он уверял себя, что идет вовсе не для того, чтобы присмотреться к ней получше. Он был убежден, что Джессики давно уже нет на свете и никакие поиски, надежды и сеансы самообмана не вернут ее назад.

А если бы даже она нашлась, какой в этом смысл? Она больше не была Джессикой. Если она все-таки еще жива, она стала другим человеком, взрослой женщиной, не имевшей ничего общего с тем ребенком, которого они потеряли.

В любом случае для его матери это обернется новой болью. Увы, что бы он ни говорил, переубедить ее было невозможно. Вся ее жизнь прошла в поисках Джессики, которая стала для нее чем-то вроде чаши святого Грааля.

Он остановил машину на обочине дороги возле изгороди. Ему было памятно это место: мягкий, чавкающий под ногами луг, таинственные, манящие тропинки в лесу. Он купался в Саймоновой Яме, как-то раз в лунную ночь нырял в ней голышом вместе с Лори Уоррелл и чуть было не уговорил ее расстаться с девственностью в прохладной темной воде.

Теперь вся поверхность луга была перерыта и усеяна дырами, всюду возвышались горки выкопанной земли, торчали колышки и тянулись веревки. Ему никогда не понять, почему люди не могут оставить прошлое в покое.

Когда Даг вышел из машины, от группы археологов отделился низенький человечек в вымазанном глиной защитном костюме и направился к нему.

— Как идут дела? — спросил Даг, не зная, что еще сказать.

— Прекрасно. Интересуетесь раскопками? — осведомился Лео.

— Я… слышал новости по телевизору. — Даг окинул взглядом толпу за спиной Лео. — Как я понял, группу возглавляет доктор Колли Данбрук.