— Помалкивай, — оборвал его Алексей, — рано еще об этом. Спешишь все, гляди, язык–то доведет тебя до греха.

— Так все одно рано или поздно узнается, — отмахнулся тот, — свои ведь люди.

— Чего это вы там скрываете от сродственников? А ну, признавайтесь, шутливо погрозил пальцем Зубарев–старший, и по тому, как загорелись, заблестели его глаза, было видно, что его так и раздирает любопытство.

— Песок он золотой на речке Аремзянке сыскал случайно, а открыться боится, — выдал брата Василий.

— Вот оно что, — даже чуть привстал со своего кресла Зубарев.

— Золотой песок?! — поскреб в голове Карамышев. — Быть не может.

— Властям о том надо в первую голову сообщить, — укоризненно заметил князь Пелымский. — Я вот всегда…

— Ой, ты бы, князюшка, помолчал, — не вытерпел Михаил Корнильев.

— Он сообщит, непременно, — поддержал брат Федор Корнильев, все это время не заговоривший ни разу.

— Откуда в наших краях золоту только взяться? — недоверчиво спросил полковник Угрюмов. — Его тут и ране искали, еще при покойном князе Матвее Петровиче Гагарине, не к ночи будет сказано, — перекрестился он и все другие вслед за ним. — За золото это он и пострадал, упокой, Господи, душу его многогрешную. За золото его царь Петр и жизни лишил. Хотите, расскажу, как было все?

— Хотим, хотим, — откликнулись со всех сторон стола.

— Тогда слушайте. Только выпьем малость, чтоб в горле не пересохло, подставил он свою рюмку, выпил, закусил и принялся обстоятельно вспоминать, как он участвовал в поисках золотого песка в разных уголках Сибири.

Из его рассказа выходило, что искали золото вокруг Тобольска, но и малейших залежей золотого песка или иного чего не нашли. А у остяков и вогулов на их капищах встречается множество украшений как из золота, так и из серебра. Стали их расспрашивать, и все они показывали, как один, мол, с Урала привозили к ним изделия, а уже здесь они выменивали их на меха, и велось так не одну сотню лет.

Вот тогда князь Гагарин и снарядил нескольких пленных шведов, что были определены на житье в Тобольск после пленения в Полтавской баталии и понимали толк в рудах, да с ними еще десяток казаков на поиски драгоценных залежей на Урал. И он, Дмитрий Угрюмов, тогда еще совсем молодой казак–первогодок, оказался в том отряде, и промышляли они подряд два лета, лишь на зиму возвращаясь в Тобольск. Но им не везло с самого начала. Находили множество древних разработок, старых шахт, но там все больше попадались иные металлы: медь, железо, олово. А золотых приисков не находили. В третье лето они решили подкупить старшин башкирских, что кочевали со своими кибитками по югу Урала. Те явно что–то знали, но помалкивали, не желая за бесплатно открываться властям. Князь Гагарин выделил солидную сумму из казны на подкуп, и они отправились. Нашли старика, которого все звали Чагыр. Тот как услышал про деньги, сразу согласился показать на реке Уй место, где золотой песок на поверхность выходит. Но деньги просил вперед дать, боялся, обманут русские. И сам ехать из–за старости не хотел, обещал сына своего отправить. Поторговались, поуговаривали старика, а он на своем стоит. Делать нечего, решили выдать ему половину вперед, а вторую — когда песок золотой найдут.

Поехали. Добиралась больше недели, показал им сын старика, где тот песок мыть надо. Стали мыть, как умели, а через короткое время нашли несколько самородков, но небольших. Шведы, что с ними были, морщатся, что не то все. Видно, парень другое место указал по уговору с отцом, а может, и напутал чего. А ночью парень сбежал и коней у них увел. Две недели выбирались, плутали, пока не вышли к становищу, где тот Чагыр обитал. А там плач, вой, слезы. Говорят, помер Чагыр прошлой ночью и схоронили уже. Могилку показали. А та или нет могилка — не разберешь. Спросили про деньги молчат. Взяли двоих стариков, коней у башкир и повезли в Тобольск, чтоб они сами ответ перед губернатором держали. А тут новое дело — князя Гагарина Матвея Петровича, в железах закованного, в столицу, будто бы увезли по указу государя императора. Говорили, что он золото нашел в каких–то древних курганах, а государю о том не донес, себе оставил.

Делать нечего, стариков отпустили, а то грозились жаловаться. После ареста Гагарина народ боялся слово лишнее сказать, как бы самим по той же дорожке в железах на допрос не отправиться. Шведов в скором времени тоже обратно на родину отпустили, старики из казаков, что с ним ездили, поумирали кто где. И вот он, Дмитрий Угрюмов, один из всех остался. Все сам собирался снова на Урал отправиться, а не выходило — дела, служба.

Когда полковник закончил рассказывать, некоторое время все молчали, переглядывались, не зная верить или нет старому служаке.

— Чего ж ты раньше молчал? — заговорил Зубарев–старший. — Губернатору бы новому открылся.

— А мне какой с того толк? — пожал тот плечами. — Я и подзабывать уже обо всем том начал. Так вот к случаю пришлось и рассказал.

— Слыхал я, будто бы государыня тем, кто новые прииски руд откроет, жалует высокие чины и в дворянство возводит, — задумчиво проговорил Михаил Яковлевич Корнильев. — Был бы помоложе, опробовал удачу, — и он кинул выразительный взгляд на младшего из братьев, Василия.

Тот понял, что слова брата адресованы именно к нему, но покачал с усмешкой большой рыжеволосой головой, сверкнул черными глазами, ответил:

— Не по мне такое дело… Там где золото, там и корысть. Разбойники. Воры. Набегут, оглянуться не успеешь, как глотку перережут или голым по миру пустят.

Вдруг Иван Зубарев порывисто вскочил из–за стола и обратился к отцу:

— Благословите, батюшка, на доброе дело.

— О чем это ты? — не понял тот.

— На золотые прииски отправиться. Коль песок сыщу, то и себе прибыток добуду, и государыня может, отметит, в дворянское достоинство, глядишь, возведут.

— Думай, о чем говоришь, — отмахнулся от него Зубарев–старший, — не такие молодцы, как ты, шею себе на том деле поломали. У нас и своих забот хватает, а ты — прииски…

— А почему бы и нет? — заступился за двоюродного брата Михаил Корнильев. — Со своей стороны обещаю людьми помочь, отправить с Иваном пару человек, снаряжение куплю какое требуется.

Василий Павлович на какое–то время задумался, пытаясь оценить предложение, глянул на полковника Угрюмова.

— Чего скажешь, Дмитрий?

— А чего тут говорить, — не поднимая головы, ответил тот, — дело верное. Я те самородки своими руками держал. Как сейчас они у меня перед глазами стоят. Ежели бы Матвей Петрович еще годик побыл здесь, то непременно нашли бы мы те прииски.

— Не знаю чего и ответить, — пожал плечами Зубарев–старший, — Ванька у меня парень доверчивый, готов всякому поверить. А с другой стороны — словно уксус въедливый, моя кровь, — не без гордости добавил он. — А может, и вправду дать отцовское благословение на сие дело?

— Я бы поостерегся, — высказался осторожный Карамышев.