– Вот моя дочь Жюстина.

Свен притянул девочку к себе, подхватил. Она крепко обняла его за шею и отказывалась замечать протянутую Флорину руку. Флоре пришлось опустить руку, она почувствовала себя униженной.

Они поужинали и перебрались за маленький столик, чтобы выпить кофе. Ребенок все цеплялся за Свена, так ни разу и не подняв глаза. Наконец Свен унес девочку из комнаты.

– Извини ее, – сказал он, вернувшись. – Ты ведь знаешь, что произошло. А она в таком чувствительном возрасте.

* * *

Несколько недель спустя Флора пригласила его к себе. Она сравнительно недавно переехала в двухкомнатную квартиру в районе Оденплан, рядом с церковью Густава Вазы, окнами во двор. В тот день она поехала домой сразу после обеда. Она до сих пор помнит, чем тогда угощала. Запеченная вырезка с жаренными в масле лисичками, а на десерт свежая клубника. Родители помогли ей раздобыть и клубнику, и лисички. Ужин произвел на Свена большое впечатление.

Этим вечером они впервые переспали. Он так долго был один, поэтому почти сразу кончил. Они лежали в кровати, она гладила его тощие ягодицы и чувствовала, как в ней закипает нежность.

– Свен, – прошептала она.

Да, она прошептала его имя, и он больше не был ее начальником, а просто мужчиной, который был в ней, она ухватила его пальцы и потянула их к себе, в низ живота. Он сглотнул, снова возбудился, тогда она легла на него и сама направила его в себя, ничего подобного она прежде ни с кем не делала.

* * *

Она ему нравилась. Да, он ее почти любил. Вечер за вечером он возвращался. Она лежала в его объятиях и рассказывала ему о Хэссельбю и о себе.

– У тебя красивое имя, – сказал он. – Оно такое... цветочное.

– Не зря же я дочь садовника.

Он засмеялся и провел вокруг ее пупка языком, так что ей стало щекотно. Она повернулась, ее губы оказались вровень с его коленями.

Оттуда, снизу, она продолжала:

– Мои родители тридцать лет держали сад. Они получили дело от моего дедушки. Они мечтали, что дело останется в семье, но... Ах, этого не будет. Нас четверо сестер, и у всех имена связаны с садом, но толку от этого мало, никто из нас не хочет ничего выращивать. Я младшая, Роза старшая, за ней идут Виола и Резеда.

– Резеда?

– Да. Ее так зовут.

– А если бы мальчики родились, что тогда?

– Тогда бы мы с тобой здесь не лежали.

Она скользнула вверх к нему и провела пальцем вдоль кромки волос надо лбом. Очки лежали на столе, брови у него были светлые, почти невидимые.

– Я хотел сказать, как бы их тогда назвали?

– Я понимаю. Корень и Ствол, может быть? Боже мой, корень и ствол... Хотя папа с мамой вообще-то хотели мальчиков. Никто из нас, девочек, не намерен взваливать на себя сад. Он нам надоел.

– Родители часто просили вас помочь в детстве?

– Просили, скажешь тоже. Нас заставляли.

Отец бил их прутьями для подпорки цветов, если они не слушались. Флору он никогда не бил, но часто набрасывался на Розу, старшую сестру. Она должна была бы соображать. У Розы не хватало терпения. Она ненавидела загрубевшие потрескавшиеся пальцы, землю с ее запахом. Обычно она удирала от садовых работ и бежала на берег – купаться. А ведь могла бы догадаться, что ее ожидало дома. Она словно забывала об этом каждый раз.

Флора еще помнила ее плач, когда отец тащил ее в сарай с инструментами. Потом вся спина у Розы была распухшая и исполосованная. Сестры обмахивали ее листьями ревеня и промывали водой.

Все ее сестры хорошо устроились. Роза вышла замуж за владельца судоверфи и переехала в Гетеборг. Виола работает в магазине НК, а Резеда – завуч в школе для девочек.

Никого из них больше нет в живых. Только Флора.

* * *

Молочный суп. Что еще в нее можно запихнуть? У кого есть время сидеть и ждать, пока она проглотит то, что нужно жевать? От слизистого солоноватого привкуса ее тошнило. Она забулькала, но нашла в себе силы и проглотила.

Белые брюки разговаривали с приятельницей постарше.

– Представь, если бы надели на них прорезиненные комбинезоны и усадили бы их на сноуборды. Или на санки. Тогда мы могли бы их таскать по всей округе, им бы это понравилось, как думаешь?

– А нам бы не понравилось.

– Да ну, Инга-Мария, не будь такой занудой. Нужно оставаться в душе ребенком.

– Вот именно. Вот ты и оставайся! Только нам не показывай!

Молодая вытерла Флоре подбородок.

– Флора, правда, весело бы было? Ты же каталась на санках, когда была маленькая? Весело ведь было, ты ведь не забыла? Знаешь, Инга-Мария, вообще-то можно немного вернуть их к жизни, если помочь им вспомнить кое-что из прошлого. Я про это читала, так оно и есть.

С каким бы удовольствием она сейчас раскашлялась, чтобы молочный суп фонтаном извергся из глотки, чтобы кашель и разлетающаяся во все стороны слизь положили конец этому завтраку на траве. Но ничего такого не случилось. Она глотала, послушно и старательно.

* * *

За день до Ивана Купалы Свен спросил, не могла бы она переехать обратно в Хэссельбю, на этот раз в его дом, и стать там матерью для его дочери, а для него женой. Он спросил именно в этом порядке: матерью моей дочери и моей женой.

Вечер был мягкий и красивый. Они поужинали в ресторане, а теперь шли по улице Святого Эрика, теплый ветерок обдувал ей руки и шею. Она ощутила такую радость, что остановилась посреди тротуара и обняла его.

Затем она вспомнила про ребенка.

– Она привыкнет, – сказал Свен. – Наконец-то в ее жизни появится что-то постоянное. Дай ей немного времени, она полюбит тебя так же, как я.

Вскоре они поженились. Флора всегда мечтала о торжественном венчании в церкви, но понимала, что это покажется неуместным, слишком мало времени прошло после смерти жены-француженки. Поэтому все произошло очень просто. Зато ей удалось добиться, чтобы они поехали в свадебное путешествие в Лондон. Она всю жизнь мечтала туда съездить.

* * *

Гостиница находилась на небольшой улочке недалеко от Оксфорд-стрит, Флора забыла, как она называлась. Свен водил ее по театрам, он много раз бывал в Лондоне, так как здесь располагался один из филиалов концерна «Санди». Они вместе нанесли туда визит, их провели по всему ультрасовременному производству. Флоре пригодилось знание английского, она все помнила, оказалось, что язык спал в ней, ожидая, когда пригодится. Она заметила, что это произвело впечатление на Свена.

Но однажды случилось неожиданное – она как раз одевалась, чтобы пойти в Альберт-Холл, ей хотелось увидеть и испытать то, о чем она столько читала и слышала.

Это был третий день их путешествия. В дверь постучали.