Но сколько ни думали, ничего придумать не смогли. Чувство опасности просто захлестывало Роксолану. На каждом шагу находились те, кто мог отравить, подсыпать битое стекло или порошок, чтобы изуродовать, могли просто сглазить… А она снова беременна, сомнений уже не было. Зейнаб, Фатима и Гюль в один голос советовали пока никому не говорить, даже Повелителю, тянуть, сколько будет возможно. В гареме если знает один, знают многие, а это опасно.

– Скорей бы уж вернулся Повелитель.

Повелитель вернулся в Стамбул и в гарем. Рядом с ним привычно Ибрагим, теперь и в гареме тоже. Женщины снова ожили, валиде недовольно заворчала, присутствие чужого мужчины ей вовсе не нравилось, даже если это второе «я» Повелителя. Волнение наложниц ей ни к чему, они стали слишком много времени уделять своему внешнему виду и слишком небрежно относиться к обязанностям. Кое на кого даже пришлось прикрикнуть, пообещав отправить из гарема прочь. На время помогло, но грек все же интересовал одалисок и простых служанок, его присутствие по-прежнему будоражило гарем.

Роксолане очень хотелось сказать любимому о новой беременности, хотя она понимала, что служанки правы в своих советах пока скрывать новость. К тому же рядом с султаном его тень – Ибрагим. Но еще больше поразило женщину то, как сам грек посмотрел на нее.

Глаза Ибрагима против его воли в первую очередь устремились на руки Роксоланы, потом пробежали по лицу. Заметив, как паша смотрел на ее руки, Роксолана быстро отвела глаза, но взгляд Ибрагима на лице почувствовала. Он был словно удивлен чем-то.

Все это страшно не понравилось Роксолане, но женщина промолчала, ведь они с султаном не одни. Повелитель расспрашивал валиде о здоровье и делах в гареме, о принцах, о планах на ближайшие дни… Хафса говорила обо всем, кроме несчастья с Бахижой и ссоры Хуррем и Махидевран, напряженно ожидая, что Хуррем что-то скажет. Напряглась и Махидевран. А самой Роксолане вдруг захотелось их помучить.

– Повелитель, было еще одно происшествие, – серебряный голосок Хуррем весело звенел, вызывая у Хафсы и Махидевран холодный пот по спине. – Из клетки выбрался попугай, бедная служанка, которой пришлось его ловить, даже пострадала, теперь лежит в больнице…

Ненавистью сверкнули два взгляда и какой-то странной догадкой еще один. Ибрагим-паша слишком задержал свой взгляд на лице Хуррем, чтобы она этого не заметила.

Над происшествием с попугаем посмеялись, больше разговоров не было.

Теперь уже Роксолана, вернувшись к себе, долго мерила шагами комнату. Не понравился ей взгляд Ибрагима, было в нем что-то неприятное… Хотя, кто знает, как обычно грек смотрит на открытые женские лица?

Но она вспомнила, что сначала Ибрагим смотрел именно на руки, а не на лицо и, кажется, его что-то поразило. Вдруг Роксолана даже остановилась от пронзившей страшной догадки: Ибрагим ожидал увидеть болячки, пятна на руках, а тех не было! Неужели?!.

От понимания, что обрела в гареме столь сильного противника, вернее врага, стало плохо, даже голова закружилась.

– Что с вами, госпожа?

– Фатима, кажется, я знаю, по чьему приказу насыпали яд в книгу…

– Вы что-то заметили?

– Да, это не Махидевран и не валиде, это грек. Только как и когда?

Все верно, насыпать порошок между страниц нетрудно, а зная, что Хуррем именно в эти дни будет читать, паша мог увезти султана на охоту. Все складывалось… Значит, Ибрагим смертельно опасен? Но за что, почему? И главное – что теперь делать? Этот человек подле Повелителя словно тень, чем ему мешает женщина, рожающая султану детей?

Роксолана понимала, что говорить Сулейману о своих подозрениях нельзя, греку он доверяет и от себя не отстранит, мало того, не имея доказательств, можно испортить отношения с самим султаном. Нужно поговорить с Ибрагимом, попытаться объяснить, что она не мешает, не претендует на власть, не вредит самому паше.

Это удалось, хотя и не сразу. Во время прогулки по саду Фатима вдруг шепнула, что паша в дальнем кешке. Роксолане с трудом удалось умерить шаг, чтобы не бежать. Оставив служанку на дорожке сада, она решительно шагнула внутрь, прекрасно понимая, что Повелителю немедленно доложат об их разговоре:

– Ибрагим-паша, поговорить хочу…

Ибрагим обернулся словно от удара. Он стоял, глядя на залив и не видя ничего, в саду гарема нашлось немало местечек, где можно посидеть или постоять в одиночестве, размышляя о своем. Удивительно, но наложницы вовсе не стремились уединиться, наоборот, они сбивались стайками, передвигались по саду толпой, стоял неумолчный щебет, отвлекающий от мыслей, давящий на уши. Ибрагиму надоело, и пока Сулейманом занимался брадобрей, паша выбрался подальше от женской болтовни. Повелитель тоже любил этот кешк и должен прийти сюда. Но вместо этого пришла Хуррем.

Ибрагим чувствовал себя вдвойне неуютно. Его беспокоило возможное появление султана, никакая дружба не спасет, если Сулейману придет в голову, что Ибрагим интересуется его женщинами. Однако не бежать же от кадины стремглав?

Глупые бабы не понимают, что риск не всегда оправдан! Ибрагим, совсем недавно желавший объятий Хуррем, теперь был готов перепрыгнуть через ограду кешка и помчаться прочь:

– Хуррем Султан, сейчас сюда придет Повелитель.

Роксолане стало не по себе, она прекрасно понимала опасность того, что Сулейман застанет ее с Ибрагимом наедине в дальнем кешке, но выхода уже не было. Краем глаза она уже заметила Повелителя на дорожке к кешку, бежать поздно.

– Паша, чем я вам мешаю?

– Мне?

– Бахижа покрыта теми самыми пятнами, что должны были достаться мне.

Ибрагим, мысли которого были заняты исключительно приближающимся султаном, не сумел справиться с собой и откровенно вздрогнул. Но быстро опомнился:

– Какая Бахижа, какие пятна?

– Те, которые вызвал порошок из книги.

А Сулейман был уже совсем рядом с кешком… Глупая женщина, она нарочно завела этот разговор, чтобы услышал Повелитель?

– Я ничего не рассказала и не расскажу Повелителю, но чтоб это было в последний раз!

– В чем вы меня обвиняете, Хуррем Султан? – Ибрагим решил держаться до конца, но глаза выдали.

– В последний раз! – довольно громко повторила Роксолана, словно не слыша шагов возле кешка.

Мысленно прокляв всех женщин, кроме родившей его самого, Ибрагим склонился перед входящим в кешк султаном:

– Повелитель…

– Что в последний раз, Хуррем?

Та вздрогнула, усилив опасения Ибрагима, но тут же склонила голову перед султаном:

– Повелитель…

– Я спросил, что в последний раз.

Мысли Ибрагима метались, словно мыши, застигнутые котом, а Хуррем спокойно, хотя и чуть смущенно объяснила:

– Я узнала об опасности, которой вы подвергались на охоте, и выговаривала Ибрагим-паше за это. Простите мою вольность, Повелитель, но мне страшно представить, что ваша жизнь может быть в опасности. – Она буквально метнула сердитый взгляд на Ибрагима и вздохнула: – Но Ибрагим-паша не пожелал обещать, что такое больше не повторится.