Собеседники снова принялись за гольф.

— Кстати, я не так давно убедился, что к основной игре корпусом и телом надо кое-что добавить. Необходимо было поменять движение рук, — поделился приобретенным опытом генерал. — Мне подсказали, как можно добавлять движение кистями — это удлиняет удар. После десяти уроков постепенно пришло понимание, насколько это непростая вещь — поменять свой свинг.

— Да, всегда есть новые пути развития техники. Я, кстати, понимаю, что просто не смог бы сохранить душевное здоровье, если бы не выходил время от времени на гольф-поле.

Тремя ударами Райт провел мяч по «фервею» и выбил его на грин — площадку с идеальной травой, напоминающей ковер. По ней мяч мог без помех катиться и после удара должен попасть в лунку. Мяч приземлился в трех метрах от заветной цели. Если бы ему сейчас удалось забить патт, то…

В гольфе часто приходится хорошенько поразмыслить, обдумывая свой ход. Недаром английские аристократы называют гольф «шахматами на траве». Для заключительного удара Райт выбрал наиболее элегантную клюшку «паттер». Ею он спокойно и аккуратно ударил, чтобы закатить в лунку мяч, лежавший в нескольких метрах от цели. Но мяч прошел в каком-то сантиметре от лунки.

Премьер довольно улыбнулся:

— Ситуация для нас выглядит, упрощенно говоря, так: пусть немцы и русские взаимно уничтожают друг друга. В драке двух сторон всегда выигрывает третий, который умеет выждать. Британии пока ничто не грозит, не считая воздушных налетов. А на фронте в основном воюют солдаты из колоний. Ну, а что у нашего Профессора — есть ли конкретный план действий?

— Есть такой план, сэр!

Лучи вечернего солнца над лагерем Мурмелон Ле Гран золотили верхушки деревьев, казавшихся окруженными сияющими нимбами. Глядя на красивую картину заката, трудно было представить, что не так уж далеко отсюда гремят взрывы, ведутся не первый год боевые действия, гибнут тысячи людей. Природа будто бы сама говорила о том, что войны — это явления преходящие…

Однако люди и здесь вносили свои коррективы, дополняя все по своему разумению. На лужайке над кронами возвышался все увеличивающийся огромный купол, своими очертаниями похожий на шляпку гриба, только величиною в соборный купол желтого цвета. Эта огромная «грибная шляпка», слегка покачиваясь, вздувалась и опадала. Желтый гриб понемногу вырастал, меняя форму, растягивая и расширяя надетую сверх него сетку. Работа от солдат, занятых здесь, требовала ловкости, чрезвычайного спокойствия: по мере наполнения и вырастания шара они методически, с петли сетки на петлю, все ниже и ниже перецепляли балласт — зеленые небольшие мешки с крючками наверху.

Это надувался воздушный шар. Все происходящее здесь, в русском военном лагере, говорило о том, что готовится какое-то новое мероприятие и то, что этот огромный шар, в скором времени обещающий приобрести «окончательные» формы, рассчитан явно не на увеселительную прогулку.

Таково уж свойство человеческой натуры. Как это часто и бывает, смелые, подчас безумные проекты, задуманные талантливыми мыслителями, предназначались для мирных целей, для того, чтобы дать возможность человечеству продвинуться в своем развитии еще на несколько ступенек той бесконечной лестницы, зовущейся прогрессом. И люди, сделавшие то или иное открытие, совсем не думали о том, что впоследствии его будут рассматривать совсем с другой стороны. Что кто-то возьмет его на вооружение в прямом смысле этого слова, для того, чтобы с его помощью добиться успеха в деле уничтожения противника…

На лужайке находились генералы Марушевский, де Митри и начальник штаба Третьей бригады Мурузи. Удобно расположившись на лавочке, они обсуждали ближайший полет на монгольфьере. Генералы, особенно француз, весьма скептически оценивали план поручика пересечь линию фронта на монгольфьере.

— Это — чистое безумие! — говорил де Митри. — Мне это все вообще напоминает приключенческие романы. Конан Дойл, Жюль Верн и так далее. Но что хорошо в книгах, нехорошо на практике.

— Согласен, — кивнул Марушевский, — но Голицына можно понять. Он прибыл сюда, чтобы воевать, а не отсиживаться в землянках, пить рейнское и играть в штосс!

— Не знаю, зачем я вообще согласился на эту авантюру, — хмыкнул француз. — Впрочем, действительно, надо отдать ему должное — ваш поручик так умеет убеждать, что диву даешься.

Да, Голицын приложил все усилия, чтобы «обработать» генералов, что дало свои результаты: после долгих споров, убеждений он добился своего. План поручика сводился к следующему: нескольким самым отчаянным офицерам, безукоризненно владеющим немецким, следовало незаметно для германцев пересечь линию фронта и приземлиться в глубоком тылу противника. Монгольфьер уничтожался или прятался. Затем группа должна была захватить автомобиль или нескольких лошадей и пробираться в район Кельна.

Задачей группы являлось уничтожение цеппелинов. Первоначальная цель — вызволить капитана Гамелена — была заменена на более важную. Тем более что в конце концов решено было обменять оклеветанного француза на кого-нибудь из высокопоставленных германских чинов, попавших в плен. А вот с воздушными кораблями немцев надо было что-то делать.

В плане поручика имелся и слабый момент. Французского генерала особенно тревожило то, что если с проникновением в тыл врага, пускай чрезвычайно опасным, все было более-менее ясно, то вот с финальной частью — наоборот. Упрощенно говоря, как вернуться назад, каков будет подробный план действий в тылу противника — не знал никто. Де Митри пришлось долго объяснять, что такое «авось». Генерал так и не понял.

— Но почему именно монгольфьеры? — недоумевал он поначалу. — Не проще ли использовать самолет?

На это поручик аргументированно доказывал, что последнему нужна взлетно-посадочная полоса. К тому же небольшая высота полета делает его видимым противником, да и выдаст звук двигателя.

В конце концов план операции приняли. Утвержденный экипаж монгольфьера включал в себя командира — ротмистра Кураева и еще человек двух: поручика Голицына и французского пилота. Вся троица прекрасно владела немецким языком. Одежда предполагалась цивильная, хотя с собой были захвачены и комплекты германской формы, оружие противника, а также документы, позаимствованные у пленных. Перелет был намечен на ближайшую ночь, обещавшую быть безлунной и облачной.

На лужайке с блокнотом в руках слонялся и петербургский репортер. Вид у Санина был расстроенный, поскольку генерал Марушевский категорически отказал ему в корреспонденциях даже упоминать о монгольфьере, пригрозив военно-полевым судом.

* * *

— К вам можно, поручик? — прозвучал вопрос после стука в дверь.

— Да-да, прошу! — Услышав знакомый женский голос, Голицын мгновенно приподнялся с кровати.

Поручик отдыхал в комнате, предоставленной ему на время приготовления к отлету — в дальнейшем такой возможности могло и не представиться. В дверях стояла Элен. Сегодня она показалась ему еще красивее.