Джонсон уставился на собеседника. Всякому, кто не знал, что Дезире был гениальным стратегом, его блаженная физиономия могла бы показаться глупой. Марен всепонимающе улыбнулась:

— Он как дитя! Похож на моего двенадцатилетнего сына. Не думайте, что он вас провоцирует, он так шутит.

Они вошли в тот самый зал заседаний, где впервые принимали Марен. Дав Дезире полюбоваться раскинувшимся у его ног городом, они уселись в уголке и стали беседовать о новой жизни бывшего заключенного и о грядущем судебном процессе.

Вице-президент откашлялся и выдвинул свое предложение:

— Мы разработали медиапроект, посвященный вашему освобождению. Вы будете выступать на ведущих телеканалах. Возможно, вам придется встречаться с нашими пресс-атташе.

Не дав Дезире и слова вставить, Марен Патаки потребовала:

— Подготовьте подробную программу мероприятий. Я всем займусь.

Президент вопросительно взглянул на Джонсона. Тот с блаженной улыбкой подтвердил:

— Она всем займется.

Бывший смертник вытащил из кармана пачку сигарет и уже собирался закурить, когда раздался робкий голос:

— Прошу прощения, это помещение для некурящих.

Вице-президент просто сослался на внутренний распорядок компании. И вдруг смутился, ибо осознал, что повторяется сцена несостоявшейся казни! По отношению к гостю это было бестактно, но Джонсон не рассердился, а только ошеломленно переспросил:

— На табачной фабрике нельзя курить?

— Прошу прощения, таков закон об охране труда. В общественных местах курить запрещено. Наши работники неукоснительно исполняют это требование. И должен признаться, лично я… не выношу табачного дыма. — (Эти слова сопроводило легкое покашливание.) — Но здесь предусмотрены специальные комнаты для курения: в конце зала за застекленной дверью.

Непоколебимо миролюбивый Дезире вялой походкой прошел в курилку. Вице-президент воспользовался его отсутствием, чтобы прощупать адвокатессу.

— Вы не находите, что в перспективе нового судебного процесса разумнее было бы обратиться к услугам профессионалов?

Марен ожидала этого вопроса. Он был прелюдией ее изгнания. Она заметила, однако, что, ввиду ее влияния на клиента, собеседник соблюдает осторожность. Сдаваться было нельзя.

— Благодарю вас за ваше внимательное отношение, но Дезире настаивает, чтобы именно я всем занималась. Я сама доведу сражение до победного конца. И надеюсь, с вашей помощью, не так ли?

— Но вы же только выиграете, если…

— Я независима и не прочь побороться.

Вице-президент понимающе кивнул и попробовал зайти с другой стороны:

— Но вам, наверное, непросто одной, без помощи секретарей, совмещать ведение других дел с процессом Дезире? Не пострадают ли остальные ваши клиенты?

Марен захотелось показать, что она полностью контролирует ситуацию:

— Именно поэтому я отказываюсь от мелких дел… Кстати, вы получили мое электронное письмо касательно несчастного, обвиненного в преступлении против детства, хотя он только курил в туалете Административного центра?

— Откровенно говоря, нас это не заинтересовало. Виновен он или нет, преступление против детства отвратительно, нам бы не хотелось впутываться в это дело.

Тут из курилки вернулся Дезире и безапелляционно заявил:

— Детей обижать нельзя, вы правы. Нельзя обижать жизнь!

Великолепный девиз для народного героя и духовного наставника! Вице-президент улыбнулся. Вот таким верзила Дезире ему нравился! В порыве энтузиазма табачник спросил:

— Скажите, дорогой… друг, помимо телепрограмм и пересмотра дела, не хотите ли вы еще в чем-нибудь поучаствовать?

Джонсон с хулиганской самоуверенностью развалился в кресле и вежливо поинтересовался:

— Могу я пропустить стаканчик? Виски или еще что-нибудь?

— Разумеется, я распоряжусь…

Как только выпивка была заказана, верзила неожиданно посерьезнел и сказал:

— Сегодня есть только одна важная кампания, и, откровенно говоря, мне там делать нечего. Я имею в виду заложников Martyre Academy.

— Естественно! — хором воскликнули его собеседники.

Вице-президент покачал головой, словно отвергая саму возможность обсуждения, но все-таки спросил:

— Вы считаете, что можете что-либо сделать для несчастных?

— Не знаю. Знаю, что нужно бороться. Пятое мая все перевернуло, и сидеть сложа руки невозможно…

— Он прав, после пятого мая жить, как прежде, невозможно, — поспешила подхватить адвокатесса.

* * *

Среда пятого мая обещала стать днем тусклым, когда кажется, что в мире ничего важного не происходит и сама Земля сонно замедляет свое вращение. Новость об условном освобождении Дезире Джонсона несколько растормошила читателей, но как только смерть перестала угрожать заключенному, свежие газеты начали расходиться гораздо медленнее. Лишь немногие прочли лаконичное коммюнике одного пресс-агентства. Эти несколько неприметных строчек скоро станут сенсацией и сделают пятое мая трагической датой.

«Террористическая группировка „Совесть Джона Уэйна“ взяла на себя ответственность за удержание шестерых заложников на Ближнем Востоке. Группа военных и гражданских лиц пропала несколько дней назад на дороге, ведущей в Дамаск. Неизвестный передал через один из исламских телеканалов сообщение: угрожая смертью заложников, он потребовал выкуп в размере пятисот миллионов долларов. Деньги предназначены для развития и совершенствования террористических методов».

Поначалу никто не воспринял это известие всерьез, но, к несчастью, оно оказалось чистой правдой. Вот уже два года в регионе множились вооруженные группировки сомнительной репутации. Это были не религиозные экстремисты, а бандиты, выдвигающие абсурдные и противоречивые требования. После заявления правительств заинтересованных стран о недопустимости уступок шантажистам, дело, казалось, было окончено. Но вечером десятого мая тот же исламский телеканал продемонстрировал новую видеозапись, запечатлевшую обезумевших от страха заложников. Их окружали вооруженные пистолетами и саблями террористы в масках и ковбойских шляпах. Главарь коммандос выступил вперед и на ломаном английском зачитал краткое безжалостное заявление:

«В ответ на позорные действия террористов-любителей, убийц без стыда и совести, мы заявляем, что взятие заложников — искусство. С верой в будущее нашего дела и в память о Джоне Уэйне я объявляю об открытии Martyre Academy».

При последних словах его соратники победно вскинули над головами пленников кольты и сабли, скандируя: Martyre Academy! Martyre Academy!

Затем последовало изложение условий убийственного проекта:

«В течение полугода под бдительным оком наших камер заложники будут соревноваться в умении петь и танцевать, а также демонстрировать иные таланты. Программа будет транслироваться по Интернету, и зрители всего мира смогут голосовать за понравившихся конкурсантов. В конце каждого месяца игрок, набравший наименьшее количество голосов, будет казнен, если нечестивое правительство его родины не заплатит за него выкуп».