Надеясь на помощь властей предержащих, Латифа вознамерилась во что бы то ни стало доказать мэру мою невиновность. Она позвонила в канцелярию как репортер женского журнала и попросила о «большом интервью». Двери мэрии тотчас открылись перед нею. Через три дня ей была назначена встреча с другом женщин, который самолично принял ее в фойе и проводил в свой кабинет.

Латифа не сразу сбросила маску. Она вытащила блокнот и стала задавать общие вопросы. По случаю интервью мэр с особым артистизмом уложил на лбу седую прядь; глаза его блестели; с искренней сердечностью изложил он перед журналисткой свое политическое кредо — честность, непреклонность, бескорыстие и, главное, «интерес к людям». Четверть часа прошли в атмосфере дружбы и взаимного доверия. Наконец моя подруга решилась задать вопрос, который так и вертелся у нее на языке:

— Господин мэр, прокомментируйте, пожалуйста, досадный инцидент — недавний арест вашего технического советника…

Мой бывший начальник не дал ей договорить. Он напустил на себя суровый вид и категорично заявил:

— Это ужасно, омерзительно! Совершить такое с девочкой в наших стенах! Я воспринимаю это преступление как личное поражение. Согласно сведениям Отдела по защите несовершеннолетних, еще четырнадцать детей могли стать жертвами насилия. Город подал жалобу, и я сделаю все возможное, чтобы мерзавец не ушел от наказания.

— Под словами «досадный инцидент» я подразумевала, господин мэр, что обвинение не располагает серьезными уликами, а арестованный, жизнь которого разрушена, категорически отрицает свою вину.

— Все преступники отрицают свою вину! Нужно ли напоминать вам, что обвиняемый курил в мэрии, нанося тем самым вред здоровью детей? Это яркая иллюстрация его мировоззрения!

— Но весьма шаткое доказательство растления малолетних!

Мэр внезапно понял, что Латифа защищает меня, и тут же заговорил враждебным тоном. Не желая портить свое интервью женскому журналу, он постарался отвертеться от серьезного обсуждения сложного вопроса:

— Мадам, не знаю, почему вы интересуетесь этим человеком. Я удовлетворю ваше любопытство, если мои слова останутся между нами.

Мэр сказал буквально следующее:

— Человек этот работал здесь в течение многих лет. Я знаю его и знаю, что он извращенец. Например, когда я прилагал все усилия, чтобы очистить улицы от выхлопных газов и улучшить качество жизни горожан, этот тип выискивал сомнительные факты, пытаясь доказать, что принятые мною меры способствуют загрязнению воздуха.

— Быть может, он хотел оказать вам услугу.

— О да! Лучше бы он говорил о положительных результатах моей деятельности! И еще: я взял на себя труд преобразовать половину Административного центра в ясли; я перепланировал офисы; я оборудовал новые помещения для младенцев и детей постарше… — (Послушать мэра, так он все делал своими руками.) — В общем, когда работы были благополучно завершены, этот господин — а он, заметьте, совсем не глуп — не нашел ничего лучшего, чем присоединиться к меньшинству служащих, которым якобы мешает присутствие детей. Вы слышите, им мешают дети! Дальше уж и ехать некуда! Мне докладывали, что иногда он отпускал оскорбления в адрес малышей. Тогда я стал относиться к этому человеку как к врагу. А неприятеля в своей команде я не потерплю.

— А если он невиновен?

Мэр раздраженно махнул рукой, словно и в мыслях не допускал подобного предположения, и вновь заговорил как политик.

— Мадам, против него свидетельствует ребенок. Предоставить детям свободу слова — моя цель. Скажу вам откровенно: раз в месяц я собираю муниципальный детский совет, выявляю желания малышей относительно преобразований в городе… Так вот, я созвал совет на внеочередное заседание, чтобы помочь детям избавиться от страхов, связанных с этим преступлением. Ведь в разговорах между собой дети часто искажают факты…

— Так вы признаете, что дети не всегда говорят правду?

— Мне не до шуток, мадам. Итак, я созвал детский «суд». Детям предстоит вынести решение по этому делу, решение чисто символическое, разумеется. По моей просьбе обвиняемому разрешено присутствовать на заседании, дабы зло не осталось безликим в сознании жертв.

Жестокость этого плана потрясла Латифу. Но мэр, известный своей гуманностью и благожелательностью, с ученой важностью изрек:

— Мероприятие одобрено службой психологической поддержки, созданной после насилия над Амандиной…

Имя Амандины он произнес, словно речь шла о его родной дочери. Дальнейший разговор представлялся бессмысленным.

* * *

Когда индонезиец и чилийка вывели меня из машины, к ним присоединились двое охранников Административного центра. И вот я сижу в вестибюле под их надежным присмотром и жду начала заседания. Открытие дебатов транслируется на телеэкран. Мэр в поло с лозунгом Дезире «Да будет жизнь» взгромоздился на трибуну. Рядом с ним уселась председательша — накрашенная десятилетняя девочка в строгом костюме. Ряды амфитеатра заняли делегаты в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет; на столах они разложили рюкзачки и пакетики с завтраками. Их родители расположились на галерке. Иногда какая-нибудь мамаша спускается успокоить свое расшалившееся чадо, но тут же возвращается на место, ведь участвовать в заседании взрослые права не имеют. Некоторые дети постарше нарядились весьма вызывающе, особенно сексуально выглядят девочки в коротких маечках, обтягивающих едва наметившуюся грудь, но об этом ни слова… Мы здесь обсуждаем преступление против ребенка, а не самого ребенка, как важно заметил мэр.

— Коллеги, — говорит он без тени улыбки, — собраться на экстренное заседание нас заставило преступление, совершенное чиновником Административного центра. Пострадала ваша подруга Амандина. Сразу хочу сообщить вам, что подследственный более не является служащим мэрии и находится под арестом.

Мне хорошо знакомы и этот пылкий взгляд, и серьезный тон; предельно честно излагает мэр суть дела:

— Понимаю, что этого недостаточно. Амандина вот уже несколько недель не ходит в детский сад. Шок еще не прошел. Я часто с ней беседую по телефону. И для нее, и для ее семьи возвращение к нормальной жизни будет долгим. В знак солидарности с нею и с четырнадцатью возможными жертвами домогательств предлагаю провести сегодняшнее заседание муниципального детского совета в форме судебного разбирательства. Мне хочется дать вам возможность высказаться, рассказать о том, как вы пережили потрясение. Говорите, чтобы вспомнить. Говорите, чтобы понять. Говорите, чтобы забыть. Благодаря моим связям в Министерстве юстиции, мне удалось добиться присутствия обвиняемого. Вы можете сказать ему в лицо, какое зло он вам причинил. А я умолкаю и предоставляю зал в ваше распоряжение. Мое место на галерке. Вам слово, госпожа председатель.

Он с ласковой улыбкой поворачивается к девчушке, которая уже начала грызть ногти. Та быстро выпрямляется и вновь напускает на себя чопорный вид.

— Благодарю вас за вступительную речь, господин мэр.