– Да! Мы требуем отстранения от дела прокурора и судьи, проверки их действий, возбуждения дела против наряда, который приехал туда не по вызову, их ведь никто не вызывал! И разумеется, компенсации расходов на лечение и на операцию по восстановлению зрения подростку.

– Вижу, что требуете. В общем, я, конечно, с вами. В таких случаях по моему методу нужно идти дальше одного дела. Ищите не женщину, но компромат. На всех, кто солидарен в этой истории, в этих судах. Найдем, сто пудов. Короче, вы мне нравитесь. По Берте кооперируемся. Надеюсь, дело примет как покушение на убийство мой друг и коллега полковник Земцов. В отличие от нас он обладает правом обыскивать и заключать под стражу. Будем работать, сбившись в стаю, как ты здорово сказал, Борис. Честь имею. До связи.

Через неделю прокуратура приняла решение о возбуждении уголовного дела против одного руководителя структуры Червонского. Того, который уволил без выходного пособия Аллу Николаеву, убившую своего ребенка и покончившую жизнь самоубийством. Пока речь шла лишь о превышении служебных полномочий без корыстного умысла. Виолетта и Борис согласились частично. Оставили за собой право добиваться возбуждения уголовного дела по факту доведения до самоубийства с тяжкими последствиями, то есть с арестом и вытекающим реальным сроком. Решение прокурора основывалось на публикациях в СМИ. Виолетта и Георгиевский предоставили всю информацию своих расследований.

О решении прокуратуры сообщили газеты, новостные ресурсы. Виолетта и Борис приехали в офис «Скорой юридической помощи», оставили там документы. Никого не было. Боря закрыл дверь изнутри, снял пиджак, притянул к себе Виолетту.

– Как же я тебя люблю, – сказал он. – Как же я тебя хочу. Так, что даже там, среди этих казенных людей и слов, думал о том, что наступит этот момент.

Виолетта обняла его за шею, зажмурилась, вздохнула, отдыхая, взлетая, и вдруг рассмеялась.

– Боря, мы встречаемся здесь, как подростки, которые боятся родителей. А у каждого из нас – пустая квартира. А мы после этих свиданий в нашем закутке прощаемся и страдаем. Я – точно страдаю и грущу. Мне плохо без тебя.

– И мне плохо.

– И мы стесняемся сказать себе и другим, что мы вместе.

– Да… Я все время решаюсь.

– А мне стыдно за то, что мне стыдно тебе это сказать…

Поцелуй они завершили дома у Виолетты.

Эта ночь состояла из мгновений, секунд, из вздохов и шелеста ресниц у подушки, у его щеки, у ее груди.

– Разбуди меня, если я усну, – попросил он. – Нельзя нам терять даже крошки этой ночи. Я хочу все запомнить.

– Я тоже, – улыбнулась Виолетта. – Я боюсь упустить. Как Мюнхгаузен в кино, который посчитал, что день прячет в себе три лишних секунды. Из них получается лишний день. А у нас получилась лишняя ночь. В смысле самая важная ночь.

– Да. Это наша самая важная, самая лишняя ночь. И она продлится не один лишний день, и мы в отличие от Мюнхгаузена сделаем еще более важное открытие. Бывает много самых важных и самых лишних дней. Они выпадают из обычной жизни.

Утром Виолетта шепнула:

– Мне кажется, именно сейчас… Не знаю, чувствовал ли кто-то еще этот момент. Ты остался во мне. Я не сомневаюсь. Вот увидишь. Это будет ребенок лишней ночи. Самый важный на земле ребенок.

Перед тем как выйти из квартиры, они серьезно и очень внимательно посмотрели друг на друга. И как будто увидели себя со стороны. Они были очень похожи: ясные, стройные, белокурые, освещенные солнцем, которое продолжало гореть в их крови.

Солнце вместе с ними и погибло.

Виолетту Панову и Бориса Георгиевского расстреляли в упор у подъезда.

Амина вышла из своей палаты в холл больницы и услышала эту новость по телевизору. Она тихо вернулась, ровно легла, как для смерти, и заплакала без слез, без звука, без просвета в своем кромешном несчастье. Она во всем винила себя. Была уверена, что Виолетту убили из-за того, что она вытащила Амину из того ада. Не нужно было, говорила Амина своему единственному милосердному человеку, которого больше нет.

Так она пролежала до вечера. А потом ей сказали:

– К тебе пришли.

Амина открыла глаза. Перед ее кроватью стоял Армен.

– Здравствуй, Амина. Мы приехали с женой. Она сейчас говорит с врачом. Как только он разрешит, жена увезет тебя в наш дом за городом. Там поправишься. У нас хорошо, тихо. А я решу твои вопросы с квартирой и работой. Виолетта практически уже договорилась. Пошлем запрос на родину для восстановления документов. В общем, времени будет достаточно у тебя, чтобы отдохнуть.

Амина смотрела расширившимися от изумления глазами на скромную симпатичную женщину, которая вошла в палату с улыбкой.

– Будем знакомиться, Амина? Меня зовут Вера. Врач сказал, что через недельку можно ехать домой.

– У вас есть дети? – спросила Амина.

– Двое. Миша и Саша.

– Как хорошо… Миша и Саша.

Больше она ничего не могла сказать. Виолетта ее не оставила совсем.

Анатолий привез Берту домой через десять дней. Положил на видное место рекомендации врачей, купленные заранее лекарства. Среди них – болеутоляющие и успокоительные таблетки.

– Вот, – деловито сказал он. – Будем все это принимать, делать, соблюдать режим, как в твоем детском саду.

Берта очень внимательно все прочитала. Посмотрела на лекарства.

– Убери это, пожалуйста. Я не буду это принимать. Спрячь на всякий случай в аптечку. А сейчас… Как-то так. Слишком много чести подонкам, чтобы я сидела и глушила себя таблетками по их воле. Я хочу все понимать и чувствовать. Я хочу ненавидеть.

Он посмотрел на нее с тоской и болью. Майка, в которой она ходила до больницы, висела на Берте как чужая, размера на два больше. Лицо, похудевшее, с темными тенями вокруг глаз, с запекшимися, как от долгой жажды, губами, показалось ему таким невыразимо прекрасным, каким он ее лицо не видел никогда. Анатолий поднял ее майку, чтобы помочь раздеться, и увидел, что и джинсы, которые раньше сидели плотно, теперь завязаны на талии цветным ситцевым поясом от халата.

– Вот так, – улыбнулась Берта. – Решился вопрос с излишним весом. С необходимым, кажется, тоже. Как тебе такой дистрофик? Медсестра мне сказала: «Эх, девка, вся твоя красота упала».

– Дура она, твоя медсестра. Что она понимает в женской красоте! У меня слов таких нет, чтобы тебе все о тебе рассказать. Только не словами. Может, согласишься все же принимать лекарства, чтобы быстрее выздороветь?

– Чтобы от этого выздороветь, мне нужны не лекарства. Мне нужна причина. А она со мной. Мне немного больно, но я хочу тебя. Я соскучилась.

– Такую проблему мы решим без врачей, – серьезно сказал он.