Но в то утро – о, она его запомнила навсегда! – все как сговорились непременно пробудить в ней романтические чувства. Первым начал Краев: позвонил и напросился вечером к ней в гости на собственный день рождения. В ответ на ее резонное удивление туманно сообщил, что мама плохо себя чувствует, а он уже бутылочку ликера купил «и все такое». Что скрывалось за этим «и все такое», Людмила Петровна по телефону выяснять не стала, согласилась, великодушно пригласив именинника на его же день рождения.

Положив трубку, взглянула в зеркало, между прочим, впервые за много недель. Увиденное ее не то чтобы повергло в шок, а, скажем так, расстроило. Ну ничего, до вечера время есть, с утра она навестит рабочих «на объекте» – они должны поставить новый забор, – затем маму, потом в администрацию нужно заглянуть. А огород сегодня без нее обойдется. Руки она сама в порядок приведет, и никакого лака, ей и в первый раз хватило Ванькиных подковырок. Но в парикмахерскую придется зайти. Маму надо попросить испечь пирог, она не откажет, а торт придется делать самой, у них в магазине все больше вафельные без срока давности, она такую гадость в рот не брала.

Озабоченная Людмила Петровна, наспех позавтракав, спустилась вниз и едва не пробежала мимо почтового ящика. Вернулась, ругая себя: хороша мамаша, а вдруг там письмо от Владьки? Письмо лежало, но не от сына. На нем аккуратным незнакомым почерком были выведены ее адрес и фамилия, а вместо обратного адреса стояло непонятное «и/к 256-13». «Неужели по работе что?» – испугалась она и, торопясь, распечатала конверт, едва выйдя из подъезда на солнечный свет.

«Глубокоуважаемая Людмила Петровна! Пишет вам незнакомый вам Денис Александрович Неустроев…»

С трудом пробившись сквозь цветистый стиль рассказчика, рисовавшего свой автопортрет в самых лучезарных красках, она убедилась, что незнакомый ей Денис Александрович Неустроев является честнейшим и трудолюбивейшим человеком из до сих пор ей встречавшихся, а также вместилищем прочих многочисленных добродетелей. То же самое Денис Александрович, по его словам, слышал и о ней, Людмиле Петровне Мумриковой, которая по зову сердца и доброте душевной помогает жестоко обиженным судьбой, но глубоко порядочным людям вернуться к нормальной жизни. Далее Денис Александрович сообщал, что его незаслуженно полученный, но честно отбытый срок подходит к концу через месяц, и в связи с этим интересовался, не позволит ли и ему глубокоуважаемая Людмила Петровна остановиться у нее на некоторое время.

Покачав головой, Людмила Петровна перечитала письмо трижды, словно это был подстрочный перевод с китайского, и наконец сообразила, чего хочет от нее сиделец Неустроев. Ему, видите ли, неизвестно с какого бодуна взбрендило в голову, что она тут у себя собирает бывших зэков и устраивает им чуть ли не бесплатный санаторий, где он и желает забронировать местечко.

– Вот зараза! – воскликнула Людмила Петровна, изрядно озадачив проходившую мимо с тазиком мокрого белья соседку. – Ну я вам покажу санаторий! Я вам покажу «глубокоуважаемую»!

Энергично разорвав письмо на несколько частей, она сунула обрывки в карман и помчалась вон со двора, даже с сосной не поздоровалась. Вот до чего разозлилась!

Но очередь из желающих пробудить в ней нежные чувства на бедолаге Неустроеве не заканчивалась. Днем позвонил Сашка. Голос был странный, но вроде веселый. Только, похоже, волновался очень, хотел скрыть, да ведь мать – она на то и мать – за сто верст почувствует. Побеседовали о делах, о здоровье, а когда сын перешел к прогнозу погоды, Людмила Петровна не выдержала:

– Сашка, не виляй, говори, что случилось! Только правду!

– Ну, если правду… – вздохнул сын. – Мама, я жениться хочу.

Людмила Петровна, которая как раз в это время мыла у матери пол и разговаривала, прижав трубку к уху плечом, кинула тряпку в ведро, вытерла руки об фартук, села на табуреточку. Мать, сразу насторожившись, бросила дела, встала рядом.

– Дело хорошее, – неуверенно произнесла Людмила Петровна. – Приезжай, сынок, и невесту свою привози. Познакомимся, поговорим.

– Нет, мам, лучше вы с бабушкой к нам приезжайте!

– Саша, сено за коровой не ходит! – возмутилась Людмила Петровна. А мать, не понимая, что к чему, на всякий случай закивала согласно: конечно, мол, где это видано… – Положено невесту к родителям привести и представить. А родители должны благословение дать. Чтобы по-людски было все.

– Мама, мы уже заявление подали…

– Ну и что? Что это меняет?

– Первого свадьба, – виновато вздохнул сын.

– Чего – первого?

– Июня.

– Как? Так это же… В эту субботу, что ли?! Сегодня же четверг! Да вы совсем с ума сошли?! Ты шутишь, Сашка?

Дальше сын бубнил что-то в свое оправдание, она кричала и ругалась, бабушка капала в стакан валерьянку, и все трое понимали, что самое главное уже сказано и сделано и этот крик и валерьянка – своего рода ритуал, через который надо пройти, раз уж остальным молодые пренебрегли.

Пол остался недомытым, половички – невыхлопанными. Людмила Петровна и Евдокия Кондратьевна пили валерьянку, потом чай. Затем она опять сбегала на Лесную, в дом бабушки, вскоре вернулась к матери проверить, не подскочило ли у той давление от таких новостей. Метнулась в парикмахерскую, потом домой торт печь. Да, не так, совсем не так она представляла момент, когда старший сын сообщит ей о важных переменах в своей жизни. Чем она, скажите на милость, заслужила такое пренебрежение, такое неуважение? Сгоряча решила даже на свадьбу не ехать, раз они так – то и я так же! Но, остынув, подумала, что не стоит портить отношения с молодыми. Может, они потому ей о свадьбе заранее не сообщили, что знали: она начнет суетиться, готовиться, деньги искать на подарок, а денег как было в обрез – так и есть. Только те, что на проект, но Людмила Петровна оттуда для себя ни копейки не взяла, только на дело. Может, просто пожалел ее сын, волновать не хотел, ставить в неловкое положение. Хорошо, если так… Наверное, так оно и есть.

Людмила Петровна немного успокоилась, но, очевидно, не достигла того душевного равновесия, которое необходимо для успешных занятий кулинарией, потому что торт «Наташа» из двух коржей (на третий времени не хватило) получился плоским, как блин. Второй корж с какао немного подгорел и вместо коричневого стал почти черным, а сметана попалась жидкая и растеклась.

Расстроенная неудачей, Людмила Петровна встретила Ивана без восторга, хотя он, надо отдать ему должное, в огромной сумке привез столько всякой вкуснятины, что хватило бы не то что на день рождения для двух персон, а на целую свадьбу. Тьфу ты, опять эта свадьба, так и лезет в голову! Посидели, выпили. Он – коньячку, она – какого-то ликера из темной пузатой бутылки, поговорили. Он все о делах расспрашивал, а она жаловалась на негодника Сашку. Иван утешал, даже танцевать приглашал под магнитолу, но Людмила Петровна отказалась – еще чего не хватало, тоже мне, дискотека восьмидесятых. Когда стемнело, она его стала домой выпроваживать. Иван еще с пьяных глаз предлагал пойти соловьев слушать. Какие соловьи, возмущалась Людмила Петровна, ей завтра вставать в шесть часов утра.