– Нет, им достались кошкины слезы. Адвокатам, следователям, прокурору. А в основном тем, кто моих партнеров в Москве крышевал. Остатки умные люди по мелочам растащили. Короче, все нищими остались, стоило огород городить. Два с половиной отсидел, вышел по УДО.

– Это как?

– Условно-досрочное освобождение за хорошее поведение, – пояснил Володя. – Но жена мое хорошее поведение не оценила, потребовала развода. Я, конечно, дал, насильно мил не будешь. А барахло все на нее записано было, так все сейчас делают. Вот она со всем барахлом и свалила. Ничего, прорвемся. Есть идеи.

– А Юра?

– Вы уж у него у самого спросите, Людмила Петровна. Посчитали, что он бюджетные деньги растратил. Хотя, как видите, тоже не озолотился. Что-то типа ему на компьютеры дали, а он на эти деньги крышу починил. Я так скажу: если б реальные доказательства нашли, то дали бы не год, а больше. А в город возвращаться не хочет. Обиделся. Спросите сами.

Но вопрос, который с тех пор не давал Людмиле Петровне покоя, она задать не могла, потому что понимала – он из разряда риторических. Любимый, кстати, вид вопросов в русской классической литературе. Любой школьник навскидку приведет пример: «Русь, куда ж несешься ты?»; «А судьи кто?»; «Кто виноват и что делать?» и «Кому на Руси жить хорошо?». Вот этот-то последний и волновал ее особенно. Как так получается, что два нормальных, здоровых, порядочных мужика, никого не убивших и не ограбивших ни сироту, ни старуху, провели в тюрьме несколько лет и, выйдя на свободу, до сих пор не могут прийти в себя и вернуться к нормальной жизни. А такие, как Марат Гаряев, которые в страхе держат все село, на совести которых – все знают! – не одно преступление, живут припеваючи? Коли не убили никого, не пожгли, не изнасиловали – так накажите, оштрафуйте, чтоб неповадно было, но зачем же мордой об стенку, до крови?..

Ответа не ожидалось. В силу крайней очевидности вопроса. А идет ли речь про всю тройку-Русь в целом или про отдельно взятый Большой Шишим – разницы для литературоведения никакой.

К середине лета сарай приобрел жилой вид, и так выходило, что экскурсанты с квартирантами не сталкивались, но беспокоило Людмилу Петровну другое. В рядах квартирантов случилось пополнение: приехал-таки кристальной души человек Неустроев и попросился на постой. Молчание Людмилы Петровна он счел за согласие, а у нее не повернулся язык выгнать его вон. Вскоре выяснилось, что Денис Александрович Неустроев – мужик сельский, из села ушел в армию, а оттуда почти сразу на зону, затем ненадолго домой, а потом опять на зону, и все за драки и прочие удовольствия в пьяном виде. Его избу мать с отцом сожгли по пьяному делу, жена была гражданская, с нее какой спрос, то есть и возвращаться бывшему зэку Неустроеву некуда. Но работу на земле он не забыл и всю заботу об огороде с удовольствием взял на себя. Еще и старикам Бабиновым успевал помогать, раз уж Федосья Иосифовна с пирогами крутилась (напеки-ка на целый автобус!), а Карп Филиппович исправно корову Зорьку на показ приводил. Полоть отказался наотрез – немужское это дело, а вот полить, вскопать, воды натаскать или починить чего – запросто. Федосья Иосифовна звала его «сынок» и всегда оставляла потихоньку кусок пирога, да не горбушку, а из серединки, на что очень ругалась Людмила Петровна.

На днях приперся в сарай с раскладушкой Санька Леушин. Объяснил мужикам, что супруга его – зараза (все, понятно, закивали сочувственно), сил больше нет ее измывательства терпеть, и просит он мужиков принять его в общежитие. Пришел Санька не как халявщик, а как добросовестный партнер, пообещав часть своей зарплаты электрика, за вычетом алиментов на двух дочерей-школьниц, отдавать в общую кассу. Ну и по электричеству он соображает, если кому надо. У вас электричества нет? Да на раз прицепимся, и платить не надо будет! От его услуг Людмила Петровна пока отказалась, но на заметку взяла: и насос нужен, и зимой гостей без электричества не примешь. Короче, как в русской народной сказке – взяли и Саньку, в тесноте, да не в обиде. Теперь в сарае у Людмилы Петровны жили уже четверо квартирантов – и это ей очень, очень не нравилось. Одно дело – Юра с Володей, к ним она привыкла. А от этих двух можно ждать любых неприятностей.

И ведь как в воду глядела.

В то утро она собиралась ехать в город по делам. Черт знает что, вроде дело затеяла живое, а бумаг каждый месяц набегает как в хорошем архиве, и все срочные. Ну да ей не привыкать бумажки писать, в школе работала, часами сидела над всякими планами да отчетами, которые, как она всегда подозревала, никто и никогда не читал. С утра сделала прическу, надела новый брючный костюм (она уже давно заметила, что дамы «в инстанциях», да и вообще горожанки юбки теперь не жалуют, все больше брюки да джинсы). И даже глаза подкрасила, вот! И теперь стояла как дура на остановке.

День был хороший, солнечный. И пыли после вчерашнего дождя не было. Рядом паслись козы, носились на великах ошалевшие от своего каникулярного счастья мальчишки. Только собралась Людмила Петровна погнать их с проезжей части (сколько было говорено, а все как об стенку горох!), но замолчала на полуслове. Вместо автобуса к остановке подкатывала Верка Леушина, беглого Саньки покинутая супруга. Верка работала официанткой в гаряевском придорожном кафе и имела репутацию весьма склочной особы. Но была ли в этом виновата профессиональная деформация или от природы такой уж у Верки был характер, неизвестно, да и неважно. Важно то, что Людмила Петровна, увидев приближающуюся Верку, упала духом. Может, Верка Леушина случайно мимо остановки проходила, а может, нарочно выбрала случай, чтобы народу вокруг было побольше, но к делу приступила немедленно, едва завидев Людмилу Петровну.

– Здрасьте, Людмила Петровна! – отвесила Верка шутовской поклон.

Собравшиеся на остановке подтянулись поближе, боясь пропустить начало спектакля, обещавшего быть феерическим, как и все скандалы, на которые Верка большая мастерица.

– Здрасьте, люди добрые! – не забыла Верка и зрителей.

– Здравствуй, Вера, – сдержанно произнесла Людмила Петровна.

– Вы посмотрите на нее, какая красавица! – двумя руками показала на Людмилу Петровну Верка. – И причесочка, и глазки, и костюмчик вон – ох, не запылился бы!

Людмила Петровна, отвернувшись, посмотрела в ту сторону, откуда должен был прибыть автобус. Даже если он придет по расписанию, что вообще-то возможно, и то у Верки в запасе четыре минуты. А четырех минут ей за глаза хватит, чтобы устроить локальную ядерную войну. От души приложив про себя и Саньку, и свою идиотскую доброту, Людмила Петровна, вздохнув, приготовилась к худшему. Главное, она знала – надо быть сдержанной и не подавать Верке ответных реплик. Это все равно что бросать в костер зажигалки.

Но Верка в ее репликах и не нуждалась.

– Вы поглядите, люди добрые, какая от чужих-то мужиков польза! Троих уголовников ей мало, так она на порядочных мужиков перекинулась!

Женщины на остановке, улыбаясь, переглянулись: весть об «общежитии» в заброшенном доме на окраине облетела село еще осенью, и с тех пор все с интересом ждали, как станут развиваться события. А первые шаги в новом бизнесе, которые сделала Людмила Петровна, вовсе раскололи Большой Шишим на две равные группы. К несчастью, в это утро, похоже, собрались в основном представители оппозиции.