Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он попытался снова рухнуть на колени, но я успел его подхватить.
– Осторожно и решительно, Басту, – повторил я твердо. – В хороших ли ты отношениях с братом Нанни? И как скоро ты можешь проникнуть в аптеку?
Не прошло и часа, как брат Басту принес пузырьки со средствами, которые были мне нужны для воплощения безумного плана.
Воодушевленный первым успехом, я без смущения встретил взгляды Нотты, Неллы, дона Чемы и Капаты, которые завтракали за длинным кухонным столом.
Капитан заканчивал рассказ о столкновении своих саксонцев с безумными бродячими женщинами в лесу неподалеку от монастыря.
– Двоих мы захватили, третью пришлось прирезать, уж больно она бесновалась. Пленницы сказали, что еще три дня назад она была уродиной, волочившей ногу, но видели б вы ее, мессер: с такой внешностью эта Weibsstück[48] могла бы стать украшением любого добродетельного мужчины… да и ее подруги достойны всяческих похвал что сзади, что спереди…
Нотта и Нелла захихикали, прикрывая лица рукавом.
– Где пленницы сейчас? – спросил дон Чема.
– По приказу дона Эрманно их отправили в приют.
Женщины бросали взгляды на меня, но при инквизиторе не осмеливались встревать в беседу.
Когда разговор иссяк и капитан с женщинами были вынуждены покинуть кухню, дон Чема поднял взгляд на меня.
– Знаете ли вы, мессер, о «ста гвоздях» и монастырской amor machina? – спросил я.
Он кивнул.
– Странная идея, – сказал я. – Многие делают то же самое на охапке соломы в темном чулане, и, как я слышал, никому еще это не мешало получать удовольствие. И эта анонимность, родная сестра лжи…
– Монастырь вынужден прибегать к паллиативным средствам, когда имеет дело с такими женщинами, – скучливым тоном сказал дон Чема. – Таинство, творящееся в недрах amor machina, напоминает о таинстве венчания и все такое…
– Скорее пародирует таинство совокупления, – пробурчал я.
Но дон Чема был не в том настроении, чтобы спорить.
– Кажется, влияние Джованни распространяется даже за стены обители, – сказал он. – И как далеко он зайдет, предугадать мы не в силах. Значит, медлить нельзя.
Я ждал, наклонив голову.
– Капата выяснил, что Джованни уже третий день обитает в монастырском саду… в садах Виверны, в домике у старой крепостной стены… Пора с ним встретиться, Мазо…
– Думаю, мессер, нам следует взять с собой Неллу. Мы ведь так и не знаем, на самом ли деле она невменяема или прикидывается…
Дон Чема кивнул.
– Несколько раз она вспоминала Виверну, которая, по всей видимости, в ее памяти связана с Джованни, – продолжал я. – А значит, встреча Неллы и художника может многое прояснить. Кто знает, может, она спровоцирует Джованни, выведет его из равновесия, что, как я понимаю, нам только на руку. При этом нам не придется нарушать устав обители, чтобы попасть в мужскую келью за компанию с женщиной, природа которой вызывает у нас обоснованные сомнения…
– Разумно, – сказал дон Чема, вставая. – Надень кольчугу под рясу и возьми пуффер, ножа может оказаться мало. Разумеется, это нарушение монастырского устава, но ведь и противник у нас, скажем так, своеобразный. – Он покачал головой. – Впрочем, надеюсь, что пускать оружие в ход и не потребуется…
Поднявшись наверх, я приказал Нелле собираться, а Нотту попросил помочь мне с кольчугой.
– Что произошло? – спросила она вполголоса, возясь с завязками кольчуги у меня за спиной.
– Это уже не важно, – сказал я. – Важно только то, что произойдет. Возможно, наша жизнь изменится уже сегодня, и ты должна быть готова к этому.
– К чему?
– Соберись и будь готова. Когда придет брат Басту, не задавай ему вопросов, просто следуй за ним, будь начеку и смиренно прими любой поворот судьбы. И молись, малышка, молись за нас от всего сердца.
Она побледнела, но кивнула.
Закрепив пуффер в правом рукаве рясы, где была пришита специальная петля, я пропустил Неллу вперед и последовал за нею, держась сбоку и сзади.
Когда мы вышли во двор, она вдруг повернулась ко мне и проговорила, глядя мне в глаза:
– Тебе не придется выбирать между мной и Ноттой, сер Томмазо, потому что у любви нет множественного числа, как у красоты, железа и Бога.
При иных обстоятельствах я был бы смущен двусмысленностью ее высказывания и принялся бы задавать вопросы, но на другой стороне двора, у ворот аптечного сада, нас ждал дон Чема, и я просто протянул Нелле фляжку с вином, чтобы она подкрепила силы перед важной встречей.
Она сделала глоток – этого было достаточно.
– Их тридцать девять, – сказал дон Чема, поймав мой взгляд. – Не считая невидимок.
Я таращился на женщин, которые работали в саду и на грядках. Многие из них стояли согнувшись, подоткнув платья и выставив напоказ голые ноги и ягодицы. И уродин среди них я не заметил: видать, сказывалось влияние Джованни.
Одна из женщин, немолодая, но очень красивая, вызвалась проводить нас к домику у старой крепостной стены.
Стена эта была крепкой и надежно защищала сад с севера и востока, а с юга и запада защитой служили здание госпиталя и церкви Святой Девы.
Заметив, что я не могу оторвать взгляд от стройных ног и крепких ягодиц нашей проводницы, Нелла улыбнулась.
– Их тридцать девять, – повторил дон Чема, когда мы поднялись на крыльцо домика, – и наверняка все как одна послушны своему повелителю.
В голосе его я уловил тревожные нотки.
– В другое время, – проговорил вдруг инквизитор, – мы могли бы провести в этих садах немало приятных часов. Их создавали Триболо и Амманнати, и разве они не прекрасны?
Но я видел окружающий мир как через мутное стекло – мне было не до красоты, не до аллей, скульптур, гротов и фонтанов, ибо все мои мысли были заняты предстоящей встречей с Джованни.
Он ждал нас в маленькой комнате у горящего камина.
На нем, как и на доне Чеме, был облегающий колет и короткий табар без пояса, но если инквизитор был с ног до головы в черном и высоких сапогах, то одежда художника, включая берет, о-де-шосс, ба-де-шосс и туфли, была выдержана в красных тонах.
Коротко поклонившись, он торопливо сел в кресло лицом к нам, чтобы, подумал я, не смущать нас видом своего горба.
Безымянный палец левой его руки был украшен перстнем с камнем, на котором было вырезано изображение виверны.
– Сер Джованни, – сказал дон Чема, – я представляю Святой Престол…
– Я знаю, кто вы, дон Рамон де Тенорьо-и-Сомора, – проговорил художник тонким голосом. – Кажется, вас прислал сюда монсиньор Альдобрандини…