– Да я просто так спросила, – испугалась Лилия. – У меня ведь и простые, житейские интересы могут быть. Я тебе про свою семью рассказала, могу и про твою что-нибудь узнать. Не с ножом же к горлу лезу, правильно?

– Ну, прости, если чем обидел, – примирительно сказал Грачёв. – Ты нам сегодня очень помогла, и потому имеешь право…

– А как твоего племянника зовут? – тут же поинтересовалась Лилия.

– Богдан. – Грачёв, до боли в глазах вглядываясь вдаль, ехал по тускло освещённой Лиговке.

– Сева, ты знаешь, мне почему-то так жалко его стало, брата твоего. Даже сама не понимаю, почему. Он такой стильный, спортивный, энергичный – а в глазах боль, страдание. Что с ним случилось, можешь рассказать? У вас родители-то живы?

– Наш отец погиб в авиакатастрофе три с половиной года назад. Он раньше возглавлял подразделение, которым сейчас заведует Горбовский. Захар Сысоевич был у него заместителем.

– Значит, вас папа сюда устроил? – Грачёву показалось, что Лилия сказала это с осуждением.

– Ты сама сказала, что работа у нас – хуже некуда. Честно говорю – твоим детям я такой доли не желаю.

– Да я же просто так, Сева! Ты, наверное, очень устал, и потому всё время обижаешься. – Лиля успокаивающе погладила его по плечу. – А мама ваша?..

– У нас разные матери – это сводный брат. – Грачёву уже надоел этот ласковый допрос, но он не хотел сейчас обострять отношения.

– Вот как?! – похоже, Лилю этот ответ озадачил.

– Да, вот так. Обе матери, не сглазить бы, живы. И вообще, у нас всё в порядке. Можешь не беспокоиться.

Всеволод всё это время не переставал искать «хвост», но и сзади, и спереди всё было чисто. Правда, у Волковского кладбища привязался белый «Жигулёнок», но на углу Бухарестской и Бассейной отстал. С облегчением выдохнув, Грачёв одной рукой поискал сигареты, понял, что выкурил «Монте-Карло» до последней, и достал запасные – «Столичные». Глаза слипались, огни на трассе сливались в одну ровную линию, и белые сугробы на тротуарах навевали сон.

Давно уже не было так тяжко, так тошно – а ведь нужно ещё ехать и ехать! Сначала – к Лиле домой, потом – назад, на Кировский. Как бы за рулём не заснуть – ведь такой сумасшедший день выдался, и сколько удалось сделать! Гаврилова убили в третьем часу дня, а сейчас, в двенадцатом ночи, они уже знают имена двух предполагаемых преступников, и имеют их портреты.

И завтра, дьявол его в печёнку, выспаться не придётся. В одиннадцать нужно Сашку ждать у метро, в двенадцать – слушать Дашкин концерт. Там, правда, можно немного поспать, потому что в классической музыке он всё равно ничего не понимает и никакого наслаждения не испытывает. Тем временем, наверное, установят личность Серёги – если он, конечно, успел где-то наследить. А если не успел, придётся ждать ареста Квежо Габлая – тут вся надежда на Тенгиза. А-а, ладно, нечего сейчас об этом думать. Золотые слова написала Маргарет Митчелл: «Впереди ещё завтрашний день…»

– Сева, – еле слышно спросила Лилия. – А у тебя есть дети?

Грачёв уже понял, что в этой ситуации ему лучше разговаривать – меньше вероятности заснуть за рулём и врезаться в столб. И потому он прореагировал на вопрос куда более благосклонно, чем раньше.

– Нет. У первой жены родился мёртвый ребёнок. Она гриппом переболела в тяжёлой форме, её в больницу отвезли. А там услышали, что у ребёнка нет сердцебиения. Сделали кесарево. Это Марина, а Алла детей не хотела. Да, если честно, некуда было бы и кроватку поставить. Я у неё жил, в «хрущёвке», в «распашонке» – с тестем, тёщей, свояченицей, бабкой и дедом. Сама понимаешь, какая это радость.

– А у вас тогда… – Лиля всхлипнула. – Сын должен был родиться?

Странные люди эти бабы – им бы только слезу пустить, подумал Грачёв. Ведь не бездетная – такие хлопцы растут! А мамаша их в комнате запирает, чтобы клиентам не мешали…

– Нет, девочка, восьмимесячная. Маринка чуть не помешалась с горя, даже у психиатра наблюдалась.

– Сева, ты снова жениться не собираешься? – Лиля, похоже, никак не могла удовлетворить своё любопытство.

– Нет, накушался, – резче, чем нужно ответил Грачёв. – Кроме того, так даже лучше. Для преступников нет лучшего оружия против оперов, чем их семьи. Себя-то не жалко, знали, на что шли, а вот шантаж с катушек срывает. То и дело угрожают похитить и убить ребёнка, в очередь изнасиловать жену… Чаще это просто голый трёп. Но, бывает, и до дела доходит. Это уж на кого нарвёшься – бандиты тоже все разные. Вот мы с Сашкой Минцем – самые удобные в этом смысле кадры. Готовы к выполнению практически любого задания, и отвечаем только за себя. Правда, относимся мы к разным министерствам, но работаем в одном здании…

– А за матерей не боитесь? – Лилия поёжилась под пальто, хоть в машине и работала печка.

– Матерей, тьфу-тьфу, как-то не трогают. – Грачёв сплюнул через плечо. – Кроме того, моя мать живёт в Сочи, а Сашкина умерла. Так что… – Всеволод не договорил, с трудом подавляя зевоту.

– А Сашка – красивый мужик! – с улыбкой, покачивая длинными серьгами, сказала Лилия. – Я-то его за «чурку» приняла, а он «абрамчик» оказался. Он, говоришь, холостой?

– Да, и никогда не был женат. У него какой-то сдвиг на этом – ждёт свою принцессу. Но если так, перекусить – тогда без проблем.

– Он прямо как восточный принц! – восхищённо сказала Лилия. – Ему бы чалму с пером, халат и шальвары.

– И гарем не помешало бы! – не сдержался Грачёв. – Интересная история – я ведь его родителей знаю обоих. В кого он такой чёрный, не могу понять…

– Никогда не думала, что увижу в натуре Горбовского! – продолжала делиться впечатлениями Лилия. – А по телевизору пару раз слушала его, в газете портрет был напечатан. Конечно, никогда не исключала, что попаду в милицию – профессия такая. – Лилия совершенно не стеснялась, и говорила даже с некоторым вызовом. – Но собиралась куда-нибудь в райотдел, в «обезьянник»…

– Да что ты! – искренне возмутился Грачёв. – С твоей-то внешностью нужно сразу в Главк!

– Я тебе правда нравлюсь? – Лиля кокетливо склонила голову на бок и поиграла глазами.

– Ты красивая – это факт. А с очевидным не спорят. – Всеволод завертел руль вправо, и машину въехала во двор.

Лилия, щёлкнув замком, открыла дверцу и изящно выбросила ножку на асфальт. Грачёв, выбравшись наружу, запер дверцы, подошёл к Лиле сзади. Она, подняв голову, смотрела на свои окна.

– Спят, мазурики. Свет не горит…

На холоде голова стала ясной, и Грачёв жадно вдохнул воздух.

– Вот и зима пришла… Ну что, пойдём? Провожу тебя до дверей, чтобы спокойным быть. Ты где работаешь?

– А вот там, в школе! – Лиля указала куда-то в темноту. – И в нашей детской поликлинике.

– Кем? – удивился Грачёв.

– Уборщицей. Детей же надолго одних не бросишь, а в ясли и в садик не хочу их отдавать. Они там только болеют, с ними надо сидеть – никакого заработка. Старший совсем самостоятельный стал, даже газ зажигает. Ну, а я тем временем кручусь, как могу – позирую, ещё кой-чего. Жизнь дорожает, и никому до нас дела нет. На всё один ответ: «Не мы вам детей рожали!» А я не хочу, чтобы Костик с Яшкой были одеты-обуты хуже, чем другие. И Жорка Петкун пусть не воображает, что мы без него пропали. Мне, может, и противно бывает клиентов брать, особенно к себе домой. А я вспоминаю, что Петкуну изменяю – развод-то не оформлен! Вроде, и на душе легче…