- Надо поговорить, - сказали мы друг другу одновременно и рассмеялись.

ИНТЕРЛЮДИЯ

И-и-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

В совсем глухом и заросшем зеленью дальнем углу королевского парка, окнами на реку, а не на канал, смотрел низкий каменный дом. Когда-то давно этот дом был значительно выше, к его высокой входной двери даже вело крыльцо с вытесанными из камня ступенями. Но за много-много лет дом так врос в землю, что входная дверь не раз уже была сменена на другую, меньшей по высоте, и от прежнего дверного проёма осталась чуть ли не половина. Крыльцо давно уже скрылось под землёй, и к дому ведёт лишь тропинка, к самой двери. А ступени появились уже внутри дома. Вниз. Или вверх. Смотря на то, входишь ты или выходишь. И окна, глядящие на реку, стоят прямо на земле. Хотя и реку-то почти не видно сквозь листву ползучих диких вьюнков. Можно, конечно, было бы приказать оборвать их, да впустить в дом яркий свет солнца, только зачем это надо - смотреть всё время на реку?

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

В центре самой просторной комнаты дома прямо на вытертом ковре с непросматриваемым уже узором, на подушке под костлявым задом, сидит человек. Морщины так избороздили его лицо, что угадать, какими были когда-то его черты, нет никакой возможности. Рядом с ним валяется клюка, на которую он будет опираться, чтобы встать с пола на ноги. Неподалёку, возле стены с окнами стоит стол с наклонной столешницей и стул - там удобно чертить. Человек слегка покачивается сидя - вперёд и назад, и поёт. Его пение непривычно для слуха обычных людей - очень низкие горловые звуки тянутся, вызывая вибрации в окружающих предметах.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Вот и Жаргал, как его дом. Раньше был высоким и статным, да глядел соколом. Дом этот поставил по себе. А теперь Жаргал врос в себя, стал очень маленьким, но по-прежнему проходит в дверь, не сгибаясь дополнительно, и как дом, не желает видеть реку. Дом оказался его верным и единственным родным существом, хотя он и не живой. А вот Жаргал - пока живой. А значит, может вспоминать далёкое прошлое, когда не было ещё этого дома, и вообще никакого дома не было у Жаргала, а была только огромная степь да сильный низкорослый конь. А ещё были люди, и великий человек среди них - Даян-хан. Бату-Мункэ Даян-хан, так его звали. И не было большего счастья Жаргалу, чем служить этому человеку и сражаться по взмаху длани его. С набегу, с пронзительным криком, привстав на коне, попадать копьём в незащищённые кольчугой места и пронзать проклятых тайшей и воинов ойратских ханов, утверждая главенство кровных потомков Тэмужина, величайшего Чингис-хана, над всеми племенами степей.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Жаргал и сейчас помнит тот пьянящий густой запах крови и внутренностей, который парил над огромным полем битвы при Далан-Терджине. Полем великой победы хитроумного Даян-хана. Того счастья, что испытывал тогда Жаргал, чудом не получивший в той битве ни одной серьёзной раны, не испытывал ни один смертный на свете. Это и решило его судьбу. Глупый мальчишка из другого мира, обладатель дара ментальной магии и артефакта, украл, присвоил счастье и судьбу Жаргала себе. Пожелал вселиться, глупый, в тело самого счастливого человека во всём сущем, молодого, сильного да здорового. Вот и перенёс свою душу прямо в красную от пролитой крови степь. Это уже Жаргал узнал от дружков того мальчишки, когда оклемался и местную речь выучил. И убийство этих дружков не помогло Жаргалу утолить жажду мести за своё украденное счастье.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Много лет пришлось прожить Жаргалу в этом мире, постигая магический дар, что оставил ему подлый мальчишка. А когда, наконец, понял, как он сможет воспользоваться артефактом обмена душ, который бережно хранил у себя, то посчитал неощутимо пролетевшие годы и узнал - нет ему возврата в своё прежнее тело, умер он уже там. Воины степи почти никогда не доживали до старости. Так горевал тогда Жаргал, что ум потерял. Стал пить вино, чтоб забыться, а потом продал артефакт заезжему коробейнику, да ещё и свиток к нему написал, что это за артефакт и как он заряжается. Потом, когда в себя пришёл, то как ни искал - коробейника того и след простыл. Погиб, скорей всего, от руки разбойника. А артефакт или успел перепродать, или с собой в землю унёс. Расчёты вероятностей отказывались подсказать Жаргалу, как вернуть артефакт себе. То есть выходило - что ни делай, а никак не вернуть.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Пришлось Жаргалу смириться и крепко подумать, как устроить свою жизнь в этом мире. Хотелось вновь быть рядом с каким-нибудь великим человеком. Да вот беда - не желали тут великие люди воевать, мира они желали. И от него потребовали всё время говорить, как тот мир сохранять. Вот и прожил Жаргал жизнь в холе, в золоте и в мире. Но всю свою очень долгую жизнь он тосковал только по ровной степи да по войне. Годы Жаргала подошли к концу, как ни питай себя магией, как ни рассчитывай вероятности. Да и рассчитывать уже давно перестал, чувствуя, что истекают его последние дни.

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

Однако поманила вдруг Жаргала надежда - объявился в этом мире новый маг вероятностей. Значит, снова какой-то маг-менталист получил в руки тот самый артефакт да применил его к себе, украл чью-то судьбу, обменял на свою. А тот, обмененный, своим перемещением души изменил имевшийся у тела магический дар, стал рассчитывать вероятности. Жаргал как узнал об этом, впервые в жизни в ноги королю повалился, заклиная всем, чем можно, лгал, обещая совершить самый главный сеанс магии для короля, даже если это окончательно оборвёт его жизнь, только добыть ему тот артефакт, что есть у этого нового мага - сам-то он слишком немощен, чтобы забрать своё сокровище обратно. Хоть и не боялся Жаргал скорой смерти, а если появилась возможность обменяться душами с чужим молодым телом, нужно во что бы то ни стало сделать это. Вернуться в степь и прожить жизнь заново. Он это заслужил от судьбы, как никто. Лишь бы дожить, лишь бы успеть...

Ии-и-и-и-и-и, иэ-э-э-э-э-э, ио-о-о-о-о-о...

- А ты не боишься приглашать меня к себе в комнаты, да ещё вечером? - лукаво улыбнулся Винсент, - Тут всё-таки не академия, всем леди полагается блюсти свою репутацию.

- Считаешь, мне есть чего бояться?

- Просто хочу, чтобы ты знала, этот дворец живёт обсуждением таких наблюдений, от самой младшей прачки до монаршей семьи.

- Как любой изолированный коллектив, - махнула я рукой, - Вдобавок, насколько я поняла сегодня, наше поведение в академии тоже ни для кого тут не секрет.

- Филис, я серьёзно. Одно дело знать эти секреты и шушукаться о них, и другое - наблюдать своими глазами, что какая-то леди даже не пытается создавать видимость соблюдения приличий. Так не принято, это выглядит вызывающе.

- Вызывающе чего именно? - продолжала провокационно улыбаться я, стоя с Винсентом в одном из дворцовых коридоров.