— Да, тут ты права.

Сюзанна глубоко вздохнула.

— На днях я сделала нечто ужасное, — проговорила она. — Разругалась с Мелькером. Он меня спровоцировал, я была уставшая и… я прижала его к стене и стала орать на него, прямо в лицо.

Чарли не знала, что сказать. Она и сама прекрасно помнила, как страшно ей становилось, когда Бетти теряла над собой контроль. «Все к гребаным чертям!»

— Может быть, ты немного преувеличиваешь, — сказала она.

— Я была так близка к тому, чтобы его ударить, так грубо его схватила и…

— Знаешь, я не считала, сколько раз Бетти грубо хватала меня, — проговорила Чарли, — но точно много.

— Ну, Бетти же не такая, как все.

— Просто я хочу сказать — не стоит так строго себя судить.

— А мужику, который признался, что прижал к стене свою жену, ты бы тоже так сказала?

— Нет.

— Я держала Мелькера и кричала в сантиметре от его лица. Ясное дело, это родительское насилие. Он был в таком шоке, что даже не заплакал. И сколько бы я ни просила прощения, я не могу изменить того, что уже произошло. Ничего не могу поделать с тем, как он теперь на меня смотрит.

— Но ты можешь сделать все, чтобы это не повторилось, — сказала Чарли.

Потянувшись за рулоном бумажных полотенец, стоявшим на столе, она оторвала кусок и протянула Сюзанне. Ей хотелось сказать что-нибудь о том, что муки совести — признак здорового начала, гарантия, что она так больше не поступит, но потому вспомнила всех мужей, которые избивали своих жен, а потом громко сожалели об этом, и поняла, что слова — всего лишь пустые слова.

— А я и не знала, что ты умеешь играть на гитаре, — говорю я.

— На самом деле не умею, — отвечает Поль. — Я и нот-то не знаю.

Мы в церкви, сидим впереди перед самым Иисусом на кресте. Поль — на маленькой подставке, где новобрачные становятся на колени, а я — напротив него, спиной к крестильной купели. Поль где-то нашел гитару. Его пальцы легко бегают по струнам.

Какая разница, что не знаешь нот, если умеешь играть, как Поль? Звучит прекрасная грустная мелодия, которой я никогда раньше не слышала. Я закрываю глаза. И тут Поль начинает петь:

Я открывая глаза. Поль улыбается мне, делает паузу и начинает с начала.

А потом он говорит мне, что мое имя означает именно это — свободная.

Франческа означает «свободная».

Вскоре после того, как Сюзанна сходила наверх, чтобы пожелать детям спокойной ночи, зазвонил ее телефон.

— К слову о прекрасных матерях, — бросила она, взглянув на дисплей.

Поднявшись, она вышла, прижав телефон к уху. Через несколько минут вернулась.

— Не понимаю, зачем я отвечаю, — произнесла она. — Но где-то в глубине души все равно надеюсь, что она трезвая.

Сюзанна вздохнула.

— Хотя — кто я такая, чтобы ее критиковать? Более всего мне хотелось бы сделать то же самое. После того, что произошло летом… у меня такое ощущение, что я падаю, лечу вниз и ни за что не могу зацепиться. Тебе знакомо это чувство?

— Слишком хорошо знакомо.

— Я не имею в виду, что я бы тоже… — Сюзанна потрясла головой. — Пойми, Чарли, я никогда бы этого не сделала, но иногда мне кажется, что я сейчас умру от усталости, мне просто хочется запереться в комнате с полной звукоизоляцией. Здесь никогда не бывает тихо, ни минуты покоя, и даже когда мальчики не ссорятся, а просто разговаривают, мне хочется зажать уши руками — даже тогда, когда они хотят рассказать мне, что делали в школе, самые обычные вещи. Я часто думаю — как хорошо быть… мертвой.

Чарли так хотелось сказать что-нибудь возвышенное о ценности жизни, но слова не приходили. Ее тоже часто посещали такие мысли.

— Мне так хотелось бы, чтобы Исак тоже заботился о детях, а не бросил меня вот так посреди всего этого. Если бы я только могла поспать, чтобы мне не мешали, и додумать несколько мыслей, то…

— Как давно его нет?

Сюзанна ответила, что точно не знает, что все смешалось, но, кажется, уже скоро два месяца. Несколько раз он звонил, но с детьми не встречался, говорил, что ему многое надо обустроить — он сейчас занят собственной судьбой.

— А ты нет?

Сюзанна пожала плечами.

— Но теперь я здесь, — сказала Чарли. — Так что ты можешь обустраивать то, что считаешь нужным, спать, думать — все, что угодно.

— Тут дело не только в Исаке. Все началось намного раньше, до того, как он… подожди минутку.

Сюзанна вышла в кухню и вернулась с пачкой «Принца». Не спрашивая Чарли, протянула ей сигарету, еще одну взяла себе. Они закурили от каминной зажигалки.

— Мне надо было давно с ним расстаться, — проговорила Сюзанна, стряхивая пепел на каминную полку. — Еще несколько лет назад я начала мечтать о разводе. Какая же я идиотка! Где мое самоуважение? В кого я превратилась?

Она обернулась к Чарли, словно ожидая ответа.

— Ты ведь не первая, кто… — Чарли не знала, как закончить фразу. Не первая, поверившая в любовь — и обманутая?

— Столько лет я ему доверяла, — Сюзанна безрадостно рассмеялась. — Похоже, мозги отказывались верить, что он мне врет, хотя задним числом это очевидно. Он спал с другими. Да, но ведь мне не легче от того, что такое сплошь и рядом, — произнесла она таким тоном, словно Чарли что-то сказала по этому поводу. — Для того, с кем это случилось, это все равно ад кромешный. Лучше бы он меня бросил. Почему он от меня раньше не ушел?

Чарли подумала о Хенрике и его беременной жене.

— Возможно, потому, что ему хотелось сохранить за собой все, — ответила она и чуть было не добавила мантру Бетти — что все мужики сволочи.

«А я сама? — подумала она. — У меня тоже все не совсем моногамно — с другой стороны, я и не обещала никому верности до гроба».

— Но самое ужасное — Аннабель, — вздохнула Сюзанна. — Все не могу выбросить ее из головы. Так и вижу перед собой ее лицо. Встречаю иногда ее отца в «Ике» — вижу, как он ссутулился и постарел. И я чувствую… чувствую себя такой виноватой.