– Что будешь делать?

– Посмотрю.

– Ну, всё, пока, целую.

– Пока-пока, не пей там много.

– Обязательно напьюсь.

Странно: ей совсем не было неловко перед ним за этот день рождения. Ну какая разница, как каждый из них заполняет жизнь в отсутствие другого? Муж выпивает с Евграфом, она встречается со знакомым. Бегло оглядев квартиру, Маргарита проговорила вслух, как учила бабушка:

– Газ выключила, утюг выключила, воду закрыла?

Закрыла, закрыла.

Кириллова она увидела издалека: он с кем-то говорил по телефону и одновременно искал ее глазами, наконец, увидел, улыбнулся, пошел навстречу, не прерывая разговор:

– Да-да, прямо к метро. Ну, встаньте у киоска, что ли. Да, вижу, мы идем. – И, повернувшись к Маргарите, не здороваясь, проговорил: – Видите такси? Нам туда, идемте.

Взял ее за руку и быстро повел через пешеходный переход, усадил в машину, сел рядом.

– Я рад вас видеть. Думал, не придете.

– Но я пообещала.

– Ну, замечательно.

– Куда мы едем?

– В центр. Там есть один милый ресторанчик на воде, вам понравится.

«Ресторанчик» оказался двухпалубным теплоходом без всяких признаков общепита, но, когда их провели в зал с несколькими отдельными кабинками, стало ясно: заведение дорогое, явно рассчитанное на иностранцев – с вызывающим шиком, непомерными ценами и услужливо-наглыми официантами. Зато почти нет шансов встретить знакомых.

Как странно, не далее как вчера она уговаривала Валеру пойти в ресторан. Пожалуйста, получите, распишитесь. Нет, здорово, конечно: сидеть у окна, смотреть отсюда на воду и Петропавловку…

Маргарите показалось, что они движутся. И точно, Петропавловка исчезла, мимо поплыли берега. Она посмотрела на Кириллова, который спрятался за меню.

– Сергей Леонидович, мы едем?

– Ну да, идем. Обычно корабли куда-то ходят.

– Куда?

– Всё по-разному. Этот – в Кронштадт.

– Вы сошли с ума. И когда мы вернемся?

– Ну, вернемся когда-то.

– Когда?!

– Не пугайтесь, не пугайтесь… К вечеру – обязательно.

– Но о таких вещах предупреждают.

– Напротив. Если бы я предупредил, вы бы точно не поехали, а потом пожалели, потому что вы не каждый день катаетесь в Кронштадт. Ну, словом, ничего хорошего бы не вышло. Если нужно звонить, то звоните – я пойду покурю.

– Вы же не курите.

– Ну, попытаюсь.

Кириллов встал и вышел, и по тому, как он вставал и двигался, было видно, что чувствует он здесь себя так органично, будто каждый день ездит (ходит, ходит!) в ресторанах в этот Кронштадт.

Принесли шампанское. Она отпила несколько глотков, потрогала гофрированные салфетки, полюбовалась вычурными шторами, светильниками и пепельницами (хотя зал был для некурящих) и совершенно развеселилась.

Подошел какой-то тучный иностранец:

– Would you mind talking with me?

– I am not mind…

– Are you alone here?

– Sorry… I am waiting for my friend. Can I help you?

– Thank you. I am from Germany and I haven’t seen for ages so pretty woman.

– Thank you very much… You are very lovely.

– Bye-bye…

Подошел Кириллов со смеющимися глазами:

– Вы знаете английский?

– На таком уровне – да.

– И чего ему надо?

– Познакомиться хотел. Сказал, что в своей Германии… Ну, в общем, неважно.

– Не видел таких красивых женщин?

– Да, сказал.

– Ну, в Германии-то да… Я когда первый раз был, обалдел. А в Испании всё по-другому.

– Женщины красивые?

– Ну, не то чтобы очень красивые, а выразительные, особенные, хотя часто с неправильными чертами лица. Они все смотрят на тебя с подтекстом. А наши – спешат в магазин, в детский сад…

– Да, похоже. Так, у вас день рождения. Ничего не знаю о вашей жизни, но, возможно, мой подарок будет кстати. Держите.

Кириллов развернул сувенирные часы, долго вертел их в руках, как ребенок.

– Здорово. Повешу над кроватью и буду сверять по ним жизнь.

Вскочил и начал приспосабливать на стену:

– Пусть повисят пока здесь, вы не против?

Она пожала плечами и начала раскапывать вилкой фруктовый салат. На стол принесли всякой всячины, они оба задумались, в какой последовательности всё это едят, но Кириллов тут же предложил есть всё и разом.

Ей стало смешно и легко, но легко по-другому, иначе, чем с Валерой. Она расслабилась и долго смотрела на проплывающие берега и на скользящих официантов. Воображение вдруг переместило ее в прежнюю Россию, которая осталась разве что где-то в рассказах Бунина.

– О чем вы думаете? – спросил Кириллов.

– Вы не поверите – почему-то о Бунине. Что-то здесь есть от России времен ее расцвета и крушения.

– А, гимназистки, уха из семги, «В Стрельну!», «К „Яру“!», Митины любови и церковный звон…

– Это декорации. Как вокруг нас сейчас.

– Да Митя просто счастливец, что застрелился от любви. Так бы убили большевики – без вопросов. Лучше скажите: кто вас назвал Маргаритой?

– Папа. Но не Маргаритой – Ритой. Без всякой связи с Булгаковым.

– Сейчас так девочек не называют.

– Ну, после Булгакова как же можно? Между прочим, мне всегда казалось, что слава романа не соответствует его реальной ценности.

– Возможно. А вот оделись вы неправильно.

– Почему?

– На палубе вам будет холодно, а так бы поднялись. Я тут захватил кое-что, примерьте.

– Давайте-давайте, поднимемся.

Она легко набросила на свой «японский» наряд спортивную куртку Кириллова, и они вышли наверх. Говорить сразу расхотелось, хотелось искать глазами линию горизонта, подставлять лицо ветру и ждать появления Кронштадта.

– Мне бы в голову не пришло ехать туда в ресторане, – рассмеялась она и направилась к носу корабля. – Как Емеля на печи.

– А мне – пришло. Время от времени я на редкость точно соображаю. Главное, нестандартно.

– А вы всегда так празднуете день рождения?

– Нет, не всегда. Я их не праздную. Не праздновал давненько. Пару раз как-то собирались с друзьями на даче, но там сейчас живет мама – не хочется ее беспокоить. А вы?

– А у меня традиционно: табун гостей, гора посуды.