Присоединившемуся к беседе гостю было предложено свободное кресло и чашка горячего чаю. Гарин вновь стал расспрашивать Сергея о его встрече с агентом на пустой дороге. Видимо, он делал это для того, чтобы трое других присутствующих могли услышать интересующие их детали. Генерал и полковники слушали с большим интересом.

— А ведь вашего «интенданта» удалось обезвредить, — неожиданно для Сергея вдруг сообщил ему Гарин. — Помогло то, что вы опознали его по фотографии. Правда, на этот раз он нарядился полковым священником. И все-таки начальник патруля заподозрил объявленного нами в розыск человека даже под накладной бородой и широкополой шляпой «батюшки».

— Значит, он арестован?

Гарин смутился:

— К сожалению, нет. Произошла досадная конфузия.

Оказалось, что с переодетым агентом был мальчик-калека. Кротким, тихим голосом фальшивый поп сообщил офицеру, что подобрал бедняжку по дороге — голодным и замерзшим. Он поведал начальнику патруля трогательную историю, что у пацаненка умерли родители, и он везет убогого сироту, чтобы сдать в монастырскую обитель знакомому настоятелю. Проверяющего офицера также смутило, что наперсный крест поверх пальто батюшки висел на георгиевской ленте, означающей храбрость под огнем неприятеля. В итоге начальник военного патруля на минуту замешкался и был тяжело ранен ножом. Лже-священник скинул с себя пальто и, подхватив полы рясы, резво бросился по проходу к тамбуру. Он выпрыгнул из поезда на ходу, однако приземлился крайне неудачно.

— Он сломал хребет, — пояснил Гарин, — и умер в ближайшей к месту ЧП больнице, прежде чем мы успели до нее добраться. Когда мы приехали, тело еще не перенесли в морг. Сердобольные санитары, которые забирали покалеченного с места падения, сжалились и взяли с собой мальчишку-калеку, который с собачьей преданностью не желал оставлять умирающего хозяина.

Гарин очень ярко описал, как кособокий бродяжка сидел на полу рядом с кроватью, на которой лежало мертвое тело его покровителя. Временами он издавал странные звуки, похожие на поскуливания, и затравленно исподлобья смотрел на всякого, кто приближался к кровати. Когда труп попытались перенести в морг, бродяжка, словно волчонок, стал бросаться на санитаров. Это был странный, но закономерный конец для шпиона.

На это раз Гарин гораздо охотнее рассказывал Сергею об узнанном им агенте:

— Это Ян Гомбрович. До войны он служил околоточным надзирателем десятого участка города Варшавы.[9]Когда в город вошли немцы, он сам предложил свои услуги их разведке и на первых порах занимался вербовкой агентов среди наших военнопленных. Затем участвовал в формировании польского легиона, две бригады которого сейчас держат оборону здесь неподалеку против наших сто десятой и семьдесят седьмой пехотных дивизий. Очень серьезный пан!

По словам Гарина, Гомбрович давно и с большим успехом участвует в разведоперациях. Было известно о как минимум семи его появлениях в нашем тылу. И каждый раз эти визиты имели серьезные последствия для действующих на данном участке фронта армий. Руководимые бывшим полицейским группы диверсантов взрывали стратегически важные мосты, производили налеты на гарнизоны и штабы.

— Возможно, вы слышали, что полторы недели назад произошел взрыв больших артиллерийских складов. Было убито сорок пять человек, уничтожены тысячи снарядов, сотни ящиков с патронами и прочее ценное армейское имущество. И мы полагаем, что это работа подручных Гомбровича.

По словам полковника Гарина, разведывательные сети, которые организовывал Гомбрович, были прекрасно законспирированы и действовали чрезвычайно эффективно. Так, один выпестованный поляком шпион работал обходчиком на крупном железнодорожном узле, через который ежедневно проходило под сотню эшелонов с войсками. Как бы невзначай обходчик оказывался возле только что прибывшего воинского эшелона, завязывал непринужденный разговор с приехавшими на нем солдатами. Свои донесения шпион отправлял, прикрепив их к днищу вагонов, следующих в нужном ему направлении. Причем записки прикреплялись к заранее условленному вагону, например второму, считая от паровоза. Эти тайные депеши снимались другими агентами, которые их передавали дальше. Так по шпионской цепочке донесения обо всем, что делается на крупной транспортной магистрали, поступали к Гомбровичу, который переправлял их через линию фронта с голубиной почтой.

— Появление Гомбровича на этом участке фронта не может быть простой случайностью, — вступил в разговор начальник штаба Восьмой армии генерал-майор Сухомлинов.

— Но прежде хочу вас предупредить: то, что вы услышите в этих стенах, является одной из самых оберегаемых военных тайн на сегодняшний день. Вы понимаете, что это означает?

— Наверное то, что меня расстреляют, если я проговорюсь, — спокойно пожал плечами Сергей.

Его ответ удовлетворил генерала, и он продолжил:

— Агента такого класса австрийцы вряд ли стали бы использовать для простой тактической разведки в полосе действия одной армии. Есть все основания подозревать, что масштабы угрозы гораздо, гораздо серьезней. И с гибелью Гомбровича опасность эта, к сожалению, не ликвидирована.

Чтобы Сергей понял, о чем идет речь, генерал посвятил его в некоторые тайны совещания, состоявшегося несколько недель назад в ставке Верховного командования Русской армии. По его итогам командующий Юго-Западным фронтом Алексей Брусилов отправил в штабы подчиняющихся ему армий секретную директиву начать тайную подготовку к широкомасштабному наступлению. Это наступление должно было кардинально изменить весь ход событий.

— Выбив Австро-Венгрию из войны и склонив нашими решительными действиями пока нейтральную Румынию выступить со своей шестисоттысячной армией на стороне Антанты, мы быстро загоним ослабленную Германию в угол. Сам государь благословил Брусилова на успешную летнюю кампанию. Восьмой армии генерала Каледина предстоит быть на острие атаки, поэтому на ее участок уже началась переброска пехотных подкреплений, артиллерийских батарей и бронедивизионов.

Особое место в директиве уделялось мероприятиям по дезинформации противника. Австрийцы ни в коем случае не должны были почувствовать, что русские к чему-то готовятся.

— Таким образом, на контрразведку ложится особая ответственность. — Закончив свой рассказ, начальник штаба Восьмой армии генерал-майор Сухомлинов посмотрел на начальника армейской контрразведки. Полковник Гарин поспешил заверить присутствующих:

— И мы делаем все, чтобы снабдить врага ложными сведениями и не позволить неприятелю узнать о подтягивающихся из тыла резервах и подготовке новых позиций для артиллерийских батарей. В рамках операции «Мясной фарш» мы подкинули австрийцам труп офицера с портфелем, набитым штабными документами, чей самолет якобы случайно заблудился в тумане и разбился на неприятельской стороне. Но…

Гарин запнулся и в свою очередь посмотрел на доселе хранившего молчание руководителя всей разведки фронта. Тот чинно наклонился вперед, взял со стола обычный листок бумаги и издали показал его Сапогову. Строчки, написанные обычными чернилами, чередовались на нем с бледными строчками зеленоватого цвета.