– Это точно, – механически подтвердила Варя.

Вот черт! Медведев – добрый самаритянин. Действительно, сама знает. Зубы вперед нее лечить пошел, когда стоматологи в школу приезжали и была Варина очередь, а Варя не могла сдвинуться с места. Это же еще одна любимая роль, после героической! А она совсем с ума съехала, сначала приписала ему небывалое вожделение, потом – дьявольские козни! А он самаритянин. А о Лене просто по ходу спросил, потому что как было не спросить, раз уж Варя тут оказалась. У него же все спонтанно, и самаритянство в том числе.

Бежать, бежать! Уже половина десятого.

Акации расправили резные ладошки и пушистые розовые цветы – неужели солнце настоящее, не спрячется, согреет наконец? Неужели можно надевать голубой сарафан и соломенную шляпку?

На ходу набрасывая плащик, с пакетом под мышкой, Варя поспешила обогнуть ярко-красный медведевский «опель», только что прибывший из ремонта, – о чем Медведев на всю улицу сообщал, видимо, соседу. Быстро глянув на себя в боковое зеркальце, она хотела помахать Павлику на ходу, а поблагодарить подробно как-нибудь потом, без посторонних глаз, но его собеседник повернулся и проговорил:

– Привет. А ко мне не могла обратиться, когда напугалась? Не нужен тебе никакой адвокат. Зачем глупости городишь?

Прозвучало это отрывисто и сердито. Но Варя тут же узнала Фольца – они не только учились в одном классе, но и ходили в один садик, и Роберт всегда такой был – с коротко стриженной головой, круглой, как футбольный мяч, сросшимися бровями, которые придавали ему сердитый вид, и обрывочной, почти бессвязной речью, из-за которой учителя снижали ему отметки, а некоторые вообще считали недоразвитым. Если Варю отправили учиться почти на два года раньше, то Фольца – на год позже, и он выглядел заметно крепче остальных мальчишек. Его главным достоинством был отменный аппетит, и Фольца с незапамятных времен все звали Робин – Робин-Бобин-Барабек скушал сорок человек… Он безо всякого неудовольствия проглатывал на школьных завтраках и синее застывшее пюре, и похожую на подсохший коржик кашу, и кисель с сопливой пенкой. Вся эта еда, видимо, считалась особенно питательной для детей. Причем Робин съедал не только свою порцию! Он охотно отправлял в рот все, что ему предлагали соседи по столу, в любых количествах – и Варя всегда старалась садиться к Робину поближе.

Сейчас на Фольце была милицейская форма с майорскими погонами, ну да, для маленького Павлика все прочие были «дядями», и только Робина он называл уважительно – «майор Фольц»… О чем это он? Чего там большой Павлик ему наболтал? Наверняка вчерашняя песня про привидение и Варю в обмороке, только с вариациями и каким-нибудь новым куплетом.

– Робин, а ты опять уши развесил! – рассмеялась Варя. – Какой еще адвокат?

Впрочем, если она выходит из дома этого самого адвоката, да еще поутру, что тут могут подумать! Особенно прямолинейный Робин, который всегда попадался на медведевские подначки и особо ценился в этой роли Павликом и всей его развеселой компанией. Как же он в конце концов в эту компанию попал? Вундеркинд Борька, эрудит Алик, музыкант Гошка – и футбольный мяч Фольц. Ах да, он же в открытую выступил за Медведева и Полякову, Рахили нагрубил, сам чуть из школы не вылетел. Тогда, наверное, суровая мужская дружба и вскочила на ровном месте…

– Ну, мне пора, – быстренько ретировался Павлик. – Вас подвезти? Нет? Тогда топайте, вам по пути. А Робин всегда свежим воздухом дышит, он у нас демократ!

– А чего тут идти, пять минут, – буркнул Робин. – Машину гонять. Варя, ты домой? Правда по пути. Пошли.

Варя немного удивилась приказному тону Фольца. Наверное, Робин теперь всегда так говорит. В начальство выбился.

– Ты, я слышала, теперь большая шишка. Охраняешь наш покой? – улыбнулась она – солнышко пригревало, становилось веселей, и жалкие ночные страхи вместе с неправдоподобным одиночеством отползли куда-то за край сознания.

К ее удивлению, Робин все так же отрывисто, но довольно складно начал рассказывать о своей работе, об интересных делах, о том, за что получил звездочки, – надо же, говорить-таки научился! Ну да, он же должен как-то командовать подчиненными, объяснять им, что делать. А может, его оценили не за речи, а за дела? Всегда ведь одни лучше работают, а другие лучше докладывают, и эти умения не обязательно совпадают. А может, он и всегда был дельным? А в школе ставили отметки совсем не за те способности, которые в нем потом открылись – или, может, были всегда…

Но тут Робин заговорил о той самой старушке, и Варя приуныла. Она не хотела ничего об этом знать! Ей было физически неприятно вспоминать и испорченное новоселье, и страшноватый дом с перевернутой мебелью. Лучше бы все шло, как будто ничего и не было! Но Павлик, должно быть, и правда наплел Робину с три короба, не забыв расписать, как она тряслась перед грозным милиционером, как робко отвечала на его вопросы, и Робин теперь поучал ее: бояться нечего, соседние дома не представляют никакого интереса для грабителей, да и дело почти раскрыто. А если ей стало страшно, она могла бы ему позвонить – неужели номер забыла, он все тот же. Начальник городской милиции, наверное, знает побольше, чем рядовой, с которым она сочла нужным поговорить…

– А что, убийства так сразу и раскрываются? – нехотя, из вежливости спросила Варя. – А в детективах расследование всегда ведется долго, шаг за шагом… Племянник, что ли, укокошил?

Но Робин стал говорить о каких-то молодчиках, которые специализируются на артефактах, о старинных книгах и монетах, о коллекции холодного оружия, с которой два года назад тоже было связано то ли убийство, то ли нападение, и что не всех грабителей тогда посадили.

– А баба-то Нюра тут при чем, с ее мочалками? – фыркнула Варя. – Неужели ее Святой Георгий и правда подлинный? Выходит, я угадала?

– Ты видела эту икону? Где? – Взгляд майора стал цепким, и Варя поняла и что с иконой угадала, и что в ней, кажется, все дело. Упавшим голосом поведала о позавчерашней стычке с бабкой и заверила, что не совершала злодеяния, хотя алиби никакого у нее нет.

Но Робин несколько обидно отмахнулся от того, что беспокоило Варю больше, чем опасный дом поблизости.

– А про племянника ты почему?.. – продолжал он допытываться. – У нее их три родных и два внучатых. Ты о каком?

И Варя, тут же забыв, что не хочет впутываться в это дело никаким боком и что ей оно совсем неинтересно, принялась горячо убеждать, что Игорек тут ни при чем, хотя ей даже неизвестно, племянник он или не племянник – все равно ни при чем! У него у самого чуть машину не угнали! И без перехода тут же вспомнила про машины, ревущие по ночам, – вот в эту ночь опять ревели. Но Робин снова махнул рукой:

– Это ерунда. Стритрейсеры. Пора опять их погонять.

– Кто-кто?

Видимо, Робин услышал по делу старухи все, что нужно, либо понял, что не услышит ничего важного, либо посчитал, что Варю уже успокоил, и к криминальному событию больше не возвращался, а пояснил, что по ночам гоняют самодеятельные спортсмены-автомобилисты. Гонки на деньги привлекают много зрителей, иногда получается настоящее шоу. Есть постоянные участники и постоянные болельщики, и наезженная трасса проходит как раз через их улицы, поэтому так слышно. А автогонщики как раз считают, что упражняются почти за городом и никому не мешают. Вот здесь, у дерева, у них как раз место старта – финиша.