Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проходя мимо шатров, она кривила нос от витающих в воздухе непривычных запахов. Это была своеобычная смесь пота, немытой одежды и недожаренного мяса. Несмотря на голод, от запаха её воротило, и о том, чтобы наполнить желудок, даже думать не хотелось. Перед большими шатрами горели костры, вокруг стояли солдаты, грея замёрзшие руки, и их голоса гулко разносились в ночной тиши.
Мулан вздохнула. Ей вдруг отчаянно захотелось очутиться в родительском доме, возле сестры. Она даже и не подумала бы возмущаться, вздумай мать возиться с её непослушными волосами, свивая и укладывая пряди и бормоча себе под нос. «Твои волосы тебе под стать, просто невозможно держать вас в рамках приличия», – говорила она. Но голос её звучал мягко, а ласковое прикосновение матушкиных пальцев к плечам Мулан безмолвно прибавляло: «Я люблю тебя».
Качнув головой, Мулан прогнала мысли о доме. Какой в них смысл? Монахи сказали ей, что она должна вести себя как мужчина. А мужчины не распускают нюни. Найдя свой шатёр, Мулан проскользнула внутрь.
И тут же пожалела, что не осталась снаружи.
Перед её глазами в той или иной степени раздетые мужчины перешучивались и смеялись. Мулан почувствовала, как её лицо залило румянцем, а в горле пересохло. Двое новобранцев обменивались шутливыми ударами, оспаривая, кому достанется лучшая лежанка. Третий ополченец рылся в своих вещах, бездумно швыряя то одно, то другое через плечо. Ещё один призывник точил меч, а другой ковырял в зубах своим кинжалом.
Опустив глаза, Мулан прошествовала по палатке. Если говорить не о солдатах, шатёр был практически пуст Единственной мебелью были восемь лежанок, выстроенных вдоль всей казармы. По большей части возле них были свалены одежда и оружие, оставленные тем солдатом, что занял себе место. Углядев одну из последних свободных лежанок, Мулан направилась к ней. Она была уже совсем близко, когда перед ней нарисовался новобранец, да так внезапно, что пальцы Мулан случайно коснулись его обнажённой кожи.
Мулан встала как вкопанная.
А в следующее мгновение кто-то налетел на неё.
Оборотившись, Мулан прикусила язык, чтобы не застонать. Это был Сверчок. И Луньвэй вместе с ним. Они, в свою очередь, воззрились на неё, подняв брови. Но прежде чем кто-либо успел заговорить, появился верзила, который задирал их ранее. Он, как и большинство, был практически голый. Заметив юных новобранцев, он расплылся в улыбке. На мгновение показалось, что он искренне рад видеть Сверчка и Луньвэя, словно они его давнишние друзья. Но обнял обоих шейным захватом и поволок в гудящую толчею буянящих новобранцев.
Торопясь убраться подальше от этого хаоса, Мулан снова попыталась пробраться к пустой лежанке. Но, похоже, удача от неё отвернулась совершенно: дойдя до лежанки, она подняла глаза и упёрлась взглядом в Хонхэя. Красавчик ополченец стоял рядом с другом, которого, как вспомнилось Мулан, один из новобранцев окликнул по имени По.
– Погляди-ка, кто здесь, – сказал По, пихая Хонхэя в бок.
Мулан посетила было мимолетная надежда, что, возможно, Хонхэй позабыл их предыдущую встречу и не станет поминать прошлое.
Но затем ополченец взглянул на неё. И помрачнел.
«Видимо, нет», – подумала Мулан. Она знала, что Скаш и Рамтиш скажут, что настоящий мужчина не извиняется. Но меньше всего Мулан нужен был недруг. Чем меньше внимания на неё будут обращать, тем лучше. Помня об этом, она уже открыла рот, чтобы извиниться, но тут по шатру прокатился громогласный окрик. Новобранцы мигом прекратили потасовку, и все глаза повернулись ко входу. Сержант Цян, их командир, стоял так, что на лицо его падала тень.
– Я велел вам выстроиться в душ! – сказал он гневно.
– Душ? – прошелестела Мулан, и у неё душа ушла в пятки.
Сержант Цян кивнул.
– В душ! Вы воняете!
Новобранцы вереницей потянулись к выходу, чтобы исполнить приказ и смыть вонючий пот, но Мулан стояла, колупая доспехи. Ей нельзя в душ. Её секрет откроется, и она попадет в переплёт. Но и отказавшись выполнить приказ, она тоже схлопочет неприятностей. Она теребила подол своей новой рубахи. У неё нет выбора. Ей придётся сбежать. Собрать пожитки, драпать домой и расплачиваться за содеянное. Больше ничего не оставалось...
– И мне нужен доброволец в ночной караул...
Мулан не колебалась. Её рука стрельнула вверх.
– Я! – вякнула она. В её голосе прозвучало совсем уж несоразмерное такому простому поручению рвение. Опустив руку, она прибавила более ровным тоном: – Я хочу сказать, я вызываюсь.
Пробираясь к сержанту, она увидела, как Хонхэй и По переглянулись.
– Смотри в оба, не зевай! – напутствовал Хонхэй довольно безучастным тоном.
По кивнул.
– Эти северные варвары едят головастиков, – присовокупил он.
Проходя мимо, он оттёр её в сторону и, широко раззявив рот, пожевал воздух. Мулан держалась как ни в чём не бывало. Она не доставит им удовольствия, показав, как задела её насмешка. Но: едва они ушли, девушка поёжилась. Шутки шутками, но она вызвалась на задание, которое ставит её на первый рубеж обороны от захватчиков.
Если бы сержант не стоял и не ждал её, она бы дала самой себе тумака. Она увязала всё глубже и вот уж воды намутила! При этой мысли её губы скривились в горестной улыбке. Воды как раз ей не намутить, только неприятностей.
* * *
Закоченевшая до костей Мулан стояла и вглядывалась в темноту за стенами казармы. Поскольку она единственная из ополченцев была на посту в башне, ей было сказано – а точнее, приказано – держать глаза открытыми и не хлопать ушами. Варвары, сообщил ей сержант, смогут увидеть её прежде, чем она увидит их. А если они прорвутся через ворота, которые она охраняет, бояться ей надо будет вовсе не их.
Первые несколько часов Мулан наслаждалась дозором. На сторожевой башне было тихо, и в первый раз с самого прибытия в лагерь Мулан смогла вздохнуть спокойно. Она дышала полной грудью, а сердце наконец забилось ровнее после, как казалось, бесконечного трепыхания и колочения. И она даже немного помурлыкала своим обычным голосом. Но по истечении третьего часа стало холодать, а ещё через час наползли облака. И не минуло и половины её дозора, как вокруг неё стеной полил дождь.
Однако не на неё.
Внезапная догадка заставила Мулан взглянуть вверх. Она застонала, увидев птицу Феникс. Она примостилась на стрехе крыши сторожевой башни, и её раскрытые крылья сложились навесом над Мулан. Мулан прищурилась. Она же сказала птице оставить её в покое. Ещё
