– Видишь ли, Рикардо… У меня действительно есть еще одна причина. Я хочу сделать английский прыжок.

Согласившись на поездку и помолчав немного, Рикардо небрежно, как о чем-то совершенно не важном, начинает рассказывать, что совсем недавно был в Нью-Йорке в гостях у Пола Остера, брал у него интервью для журнала «Джентльмен». Он говорит об этом с такой легкостью, словно это самая незначительная в мире вещь. В первый момент Риба просто не верит своим ушам.

– Ты был дома у Остеров? И как тебе? Когда ты вообще был в Нью-Йорке?

У него просто дух захватило, он расчувствовался от одной мысли, что теперь и Рикардо побывал в трехэтажном особнячке в бруклинском Парк-Слоуп – Рибу однажды пригласили туда, и с тех пор это место – часть его нью-йоркского мифа. Он спрашивает, не находит ли Рикардо, что у Остеров просто очаровательный дом, и что сами они – Сири и Пол – милейшие и приятнейшие люди. Он очарован, как ребенок, в его голосе звучит уверенность, что и Рикардо испытывает похожие чувства.

Но Рикардо только что плечами не пожимает. Он практически не заметил ни района, ни гостеприимства Остеров, ни убранства их дома, ни тем более фасада красного кирпича. На самом деле он ничего не может рассказать о своем визите в викторианские кварталы Парк-Слоуп. Он не придал этому ни малейшего значения. Это было, говорит он, самое обычное интервью. Куда лучше прошла другая встреча – с Джоном Бэнвиллом в Лондоне.

Может быть, дело в том, что Рикардо еще в детстве получил прививку Нью-Йорком и теперь нечувствителен к колдовской атмосфере этого города? Очень может быть. Гуляя там, он чувствует себя естественно, для него в этом нет ничего непостижимого.

Насколько разными могут быть люди, даже если они дружат. Нью-Йорк, Остеры, английская волна… для Рикардо все это столь привычно, столь обыденно, никаких секретов, никакой особой прелести. Он получил это в детстве – даром.

Рикардо легко меняет тему разговора, а с нею и персонажей и говорит, что на другой день после интервью с Остером он встретился в Бостоне с O’Cалливаном. А потом переходит к Брендану Биэну, одному из самых, как он считает, потрясающих ирландцев, когда-либо оказавшихся в Нью-Йорке.

Риба не хочет объяснять Рикардо, что нет никакого смысла рассказывать ему о Биэне, он и без того все о нем знает. Он слушает не перебивая, но, когда Рикардо неосторожно делает паузу, снова вытаскивает на свет тему Остера.

– Как ты думаешь, а в Гане Остера сочли бы хорошим писателем? – с откровенной насмешкой спрашивает он.

– Откуда же мне знать?! – Рикардо смотрит изумленно. – Ты сегодня какой-то очень странный. Это потому, что ты почти никогда не выходишь из дому. То есть не почти, ты вообще никогда не выходишь из дому и просто одичал и разучился разговаривать с людьми. Дублин пойдет тебе на пользу, хотя бы проветришься. Поверь мне, ты не в себе. Открыл бы ты опять свое издательство, тебе нельзя бездельничать. Остер в Гане!! Ладно, пойдем в «Ла Сентраль».

Выходят из «Бельведера». Сильный ветер. Все залито водой. Безвременье. Они идут, медленно ступая. Дождь с каждой минутой льет все сильней. Ветер выворачивает зонтики из рук. Чьи-то апокалиптические голоса уже говорят о вселенском потопе. Реальность все больше похожа на инсталляцию Доминик в Лондоне.

Но ведь конец света и впрямь довольно близок. С самого начала времен было понятно, что он не заставит себя ждать. А чтобы скрасить себе ожидание, человечество развлекается похоронами – маленькими репетициями грядущего большого финала.

Не доходя до книжного магазина, Рикардо выбрасывает свой «Пэлл Мэлл», даже не предпринимая попытки загасить окурок, – за него это тут же делает отвесно падающая стена воды. Пока они складывают зонтики, порыв ветра толкает их с такой силой, что они, как по льду, скользят к дверям, вваливаются в магазин и смешно падают на коврик у входа ровно в ту секунду, когда из магазина собирается выйти юноша в поношенном дождевике, в круглых очках в черепаховой оправе и в синей куртке в стиле Неру – из-под нее выглядывает потертый воротничок белой рубашки.

Рибе кажется, что он откуда-то его знает, но он не может вспомнить откуда. Кто бы это мог быть? Юноша надменно проходит мимо, равнодушный к их нелепому падению. Удивительно невозмутимый тип. Ведет себя так хладнокровно, будто и не заметил, как Рикардо и Риба свалились ему под ноги. Или будто принял их за комиков из немого кино. Странный персонаж. И волосы у него прилизаны дождем, хотя он выходит из магазина, а не заходит в него.

– Чуть не убились, – говорит Риба, сидя на полу.

Рикардо даже не отвечает, вероятно, он еще оглушен падением.

Тут есть над чем подумать. Кажется, именно этот бесстрастный юнец торчал на улице Арибау и следил за домом его родителей, и именно его Риба видел из окна такси на пересечении Прат и Принца Астурийского. Он говорит Рикардо, что в последнее время ему повсюду попадается этот тип в куртке в духе Неру, и несколько мгновений ему кажется, что друг не понимает, о ком речь. Кто знает, может, он даже и не заметил юнца в круглых очках, прошедшего мимо них с таким безразличным видом. Но нет, сразу вслед за этим становится понятно, что заметил, и еще как.

– Ты же знаешь, как оно бывает, – говорит Рикардо. – Вечно объявится кто-нибудь, кого меньше всего ждешь.

Но даже если бы он встретил однажды искомого автора, этот мираж, этого гения, что бы это добавило к не раз уже описанной пропасти между желаемым в юности и действительным в зрелости, к тому, что уже не раз сказано об иллюзорности нашего выбора, о разочаровании, которым оборачивается погоня за успехом, о том, что настоящее хрупко, а в будущем царят старость и смерть? С другой стороны, всякого трезвомыслящего издателя всегда будет мутить, с души воротить будет от необходимости гоняться за миражами, за, черт бы их побрал, авторами. Он думает об этом, лежа на пляже, на теплом желтом песке у синего моря, в центре мира, окруженный полотенцами, красными бейсболками и смирными волнами. На странном пляже в уголке нью-йоркского порта.

Просыпается сконфуженный – оттого, что поверил в приснившийся пляж, оттого, что во сне неосознанно взбаламутил, поднял со дна души осевшую там сокровенную издательскую горечь, одевается торопливо, чтобы не терять времени, и направляется в прозаическое отделение банка «Бильбао Бискайя» в час, когда – он знает это наверное – там почти не будет клиентов, и он сумеет побыстрее разделаться со скучными делами. Его встречает улыбчивая управляющая, и он с порога объявляет, что желает закрыть сберегательный счет и перевести половину денег в инвестиционный фонд в этом же банке под названием «ИФ Экстра Актив». Берет с заведующей слово, что капитал, вложенный в этот новый фонд, полностью гарантирован от случайностей. Завершает операцию. После чего велит перевести часть оставшихся денег на свой расчетный счет в банке «Сантандер». Управляющая знает, что не вправе требовать у него объяснений, но не исключено, что сейчас она спрашивает себя, что же они сделали не так, чем спровоцировали его на этот шаг. Наконец он подписывает все бумаги и просит квитанцию, которую ему забыли дать в прошлый раз. Откланивается со смесью любезности и цинизма. Выйдя на улицу, подзывает такси и едет на другой конец города, в Сантс[21], в отделение банка «Сантандер» – младший брат Селии, работающий там уже какое-то время, подсказал ему пенсионный вклад с приятной доходностью в семь процентов годовых. Его вгоняет в уныние необходимость иметь пенсионный вклад, он никогда не думал, что состарится, но считает, что пришла пора проявить практичность.