А герцог был скорее ровесником ее отца, нежели Гарри. Кстати, о герцоге…

Гарри и герцог — весна и зима.

— Я восхищен вашими изысканными манерами, мисс Эверси, и ваша забота о моем физическом благополучии во время вальса очень трогательна. И я уверен, вы доставите мне удовольствие, потому что я бы предпочел танцевать вальс, поскольку выгляжу не таким неуклюжим, как во время исполнения деревенских танцев. Как видите, у меня длинные руки и ноги.

Какая чушь. Герцог был самим воплощением грации, и Женевьева не сомневалась, что он прекрасно сумел бы сплясать веселый танец не хуже плавного вальса.

Однако она начала верить в его рассказ о дуэли, поведанный мисс Оувершем. Потому что герцог прекрасно знал слабые места других, умел парировать и наносить удар.

Однако и Женевьева была не настолько наивна. Ей наконец удалось отойти от него на подобающее расстояние, чтобы совершить задуманное.

— Лорд Монкрифф, уверена, вы с удовольствием побеседуете с моей сестрой Оливией, пока я встречу своего кузена Адама, викария из Пеннироял-Грин.

Женевьева изысканно отступила в сторону, представив взгляду герцога Оливию, стоящую у резной каминной доски. И прежде чем Оливия успела остановить свою сестру — она все-таки храбро попыталась это сделать, — Женевьева во второй раз покинула герцога.

Через мгновение она уже молниеносно рассекала толпу.

Герцог смотрел ей вслед. Он снова был удивлен. В его намерения входило соблазнить и бросить Женевьеву, и он не ожидал, что задача доставит ему такое удовольствие. Ради всего святого, он ведь герцог Фоконбридж! У него нет ни горба, ни уродливых жировиков на лице, все зубы на месте, живот подтянут, и он абсолютно уверен в себе как мужчина. Он мог вполне беспристрастно оценить свое отражение в зеркале, зная, что большинство женщин желают его, хотя его репутация могла бы их напугать. Однако многие из них сами хотели бояться.

И вот Женевьева бросила его своей сестре, словно стряхнула грязь с ботинка.

Вне всякого сомнения, Оливия Эверси была очень красива. Однако ее красота пугала. Она вся точно сияла, словно сделанная из хрупкого темного стекла, внутри которого горела свеча. Как и у сестры, у нее была прекрасная кожа. Элегантные скулы выделялись чуть сильнее из-за худобы, пронзительный и чуть циничный взгляд. Ее ресницы были такими черными и густыми, что любого мужчину можно было бы простить, если бы он поверил, будто Оливия — нежная и мягкая женщина. Эти ресницы были словно ловушка, словно щупальца морских анемон. Ее волосы вились от природы, возможно, объект зависти Женевьевы, и были уложены в пышную прическу, создающую впечатление беспорядка, однако герцог прекрасно знал, что для выпрямления непослушных кудрей потребовалась целая команда опытных женщин с нагретыми щипцами и другими невероятными приспособлениями. Несколько непослушных прядей падало на острые ключицы. На Оливии было зеленое платье оттенка морской пены. Герцог по-прежнему замечал цвета платьев, потому что его жена постоянно спрашивала, какой цвет ей подходит. Оливии бы он сказал, что ей подходит все, если бы она вдруг разрешила ему такую вольность.

— Добрый вечер, ваша светлость. Вас прислали ухаживать за мной?

Ну и ну!

— Никто не в силах заставить меня делать то, чего я не желаю, — спокойно ответил герцог. — Я счастлив возможности побеседовать с вами.

— Моя сестра чрезвычайно добра.

Оливия скорчила гримасу, а ее тон был ироничным. Казалось, она решила во что бы то ни стало позднее ущипнуть Женевьеву за ухо, потому что та навязала ей герцога. Именно так и думала Оливия.

— Она действительно добра. — Герцог решил, что нет ничего дурного в том, если он начнет расхваливать Женевьеву перед ее сестрой. — Она знала, как мне будет приятно ваше общество и беседа с вами. Она говорила, что и вы очень добры.

— Нет, — покачала головой Оливия. — Я самоотверженна, но не добра.

— И это она мне тоже говорила, — мягко продолжал герцог. — Прекрасное свойство характера. Я и сам этим грешу.

Герцог и в самом деле самоотверженно придерживался своего плана в отношении Женевьевы Эверси. Только вряд ли кто-то назвал бы его устремление похвальным.

В углу комнаты он увидел Йена Эверси — так охотник замечает свою жертву.

— Вы определенно не можете жить без лести.

Едкое замечание, хотя его можно стерпеть от такой прелестной женщины. Как если бы вас клюнула певчая птичка.

— Наоборот, я, можно сказать, служу лести.

Оливия улыбнулась. Склонив голову набок, она задумалась, интересен ей герцог или нет.

«Осторожно, мисс Эверси. Вы можете забыться и начать флиртовать».

Герцог не знал, по душе ли ему прямота Оливии. Конечно, она значительно упрощала разговор. Но простота отнюдь не всегда была достоинством. Откровенность зачастую скрывала больше, чем выставляла напоказ, и ее можно было бы считать прекрасной защитой. Наверняка поклонники убегали прочь после откровенной беседы с прелестной Оливией Эверси.

Сначала он решил, будто Оливии все равно, что он думает о ней, в то время как мотивы Женевьевы Эверси на самом деле были обусловлены ее добротой. Она участливо справлялась, удобно ли герцогу, хотя сама чувствовала себя не в своей тарелке. С одной стороны, она бросала ему вызов, а с другой — была легкой добычей.

И в конце концов герцогу придется воспользоваться ее добротой, чтобы добиться своей цели.

Возможно, она хитра, но он уже выстроил свою стратегию.

Герцог принялся самоотверженно искать Женевьеву. Она беседовала с мистером Адамом Силвейном, викарием из Пеннироял-Грин, кузеном со стороны матери. Он был долговяз и вел себя непринужденно. Поразительное сочетание высокого роста и серебристо-белых волос. Все это позабавило герцога. Он был уверен, что по воскресеньям в церкви Пеннироял-Грин все скамьи заняты и большинство присутствующих — дамы. Мудрое решение со стороны Эверси — устроить кузена викарием.

Зная об их склонностях, возможен печальный исход в виде скандала с участием какой-нибудь несчастной незамужней деревенской девушки и викария, которого с бранью прогонят из Пеннироял-Грин, или же он выпадет из окна дамы.

— Возможно, вы уделите мне танец сегодня вечером, мисс Эверси?

— Возможно, — улыбнулась Оливия.

Наверное, герцогу досталась точно такая же доля внимания и обаяния, как и любому другому мужчине, который приблизился бы к ней. Оливия показалась ему упрямой. Он ожидал увидеть нечто другое.

Герцогу была известна история об исчезновении Лайона Редмонда, говорили, что это из-за Оливии он был вынужден уехать.

Герцог знал: потерю любимого человека каждый воспринимает по-своему. Возможно, Оливия растратила всю свою любовь и теперь залечивала раны.

— Миллисент! — воскликнула Оливия, и тут же прелестная смеющаяся девушка с блестящими волосами, стоявшая в нескольких футах от них, повернулась к ней. — Может быть, расскажешь лорду Монкриффу об искусстве?