– Зачем это?

– Чтобы спрятать уши.

Я смеюсь.

– Эль, я не могу никуда пойти.

– Мы идем не куда-то, а просто выходим, – говорит она, неопределенно махнув в сторону окна. – Тебе нужно ненадолго выбраться отсюда. Мы немного покатаемся по побережью. Это поможет тебе расслабиться.

Все, что мне сейчас поможет, – это перестать думать, но я не говорю об этом Элли. Поездка кажется хорошей идеей. Выбраться из этого дома – еще лучше. Мы могли бы провести день на нашем любимом месте на побережье, наблюдая за восходом солнца. Немного поплавать…

Нет. Только поездка. Иначе есть риск подвергнуть Элли слишком большой опасности. Я поднимаюсь с пола.

– Ты сегодня крайне проницательна.

Она взъерошивает свои короткие волосы, усмехаясь мне.

– Я всегда проницательна. Это у тебя сейчас проблемы.

– Неправда, – возмущаюсь я.

– Ну конечно, – парирует она, покосившись на меня. Клацает зубами и подходит ко мне, перетаскивая меня на стул перед своим трюмо. Настоящий подвиг, учитывая, что она ниже меня почти на целую голову.

– Перестань, – ворчит она. – Я не уверена насчет других, но первая стадия горя – отрицание, и я собираюсь вытащить тебя из нее.

– Я не горюю, – протестую, когда она хватает меня за руку.

– Видишь? Отрицание. – Она выдвигает стул на острых ножках и усаживает на сиденье, придерживая за плечи, чтобы я не могла отвести взгляд.

Воздух покидает мое тело, и минуту я не могу вспомнить, как вдохнуть еще. Я так похожа на себя, и в то же время незнакома – почти инопланетянка. Нет… фейри.

Я всегда считала себя хорошенькой, но стеснялась признаться об этом вслух. Но мои скулы заострились, почти разделив лицо на две половины. Глаза стали больше и сменили свой оттенок с серого на опаловый с серебристым отливом. Я наблюдаю за тем, как моргаю, убеждая себя в том, что это я. Отражение в зеркале восхитительно, но за этой красотой скрывается нечто большее. Опасность. Я ожидаю увидеть клыки, когда приоткрываю рот. Ради такого лица рыцари в старинных сказках готовы были биться не на жизнь, а на смерть. Мой желудок сводит, и я чуть ли не выплевываю мизерный кусок торта, который Элли запихнула мне в рот. Желание научиться пользоваться чарами усиливается. Я больше никогда не хочу смотреть на это лицо.

Я – чудовище.

– Фэй, – Элли нерешительно выдыхает мое имя. – Мне тоже потребовалось время, чтобы привыкнуть, – признается она. – Но это лицо… ты околдовываешь, Фэй.

Я закрываю глаза. В том-то и дело. Народец, несомненно, прекрасен. Но их привлекательность – лишь фасад, маска, скрывающая то, что таится под ней на самом деле. Народец чудовищен и жесток в своих забавах. А внешность делает их смертоносными, они подобны ядовитым цветам, чей облик обычно привлекает внимание красотой. Если я одна из них, есть ли у меня и другие их черты? Проявятся ли они?

Мы с Элли тайком выбираемся из дома, закрывая входную дверь с тихим щелчком. Я натягиваю широкополую шляпу Элли на волосы, заправляя под нее кончики ушей.

– Вот, – говорит она и протягивает мне большие солнцезащитные очки. – На всякий случай.

Я бросаю ей ключи от своего джипа, и она не возражает. Если нас остановят, одного полицейского будет достаточно, чтобы попросить меня снять очки. И кто знает, что произойдет тогда. Когда была маленькой, я смотрела фильм о русалке, которую поймали в ловушку и изучали. Ее держали в таком маленьком аквариуме, что она едва ли могла вытянуться во всю длину своего тела. Смертные любят сверхъестественное – до смерти боготворят подобное. Эмма ненавидела этот фильм до того, как мы окончательно потеряли ее. Теперь мне кажется, что она принимала его слишком близко к сердцу.

Джип глохнет, когда Элли поворачивает ключ зажигания, что кажется дурным знаком. Но он всегда не хочет заводиться. Она вновь пытается завести машину, и двигатель оживает. Как только машина трогается с места, я открываю окно. Свежий воздух обдувает мое лицо.

Там, где наша грунтовая дорога пересекается с шоссе, Элли сворачивает налево, на юг. Семнадцатое шоссе тянется вдоль побережья, разграничивая береговую линию с одной стороны и дикие заросли дубов и сосен – с другой. Примерно в десяти минутах езды от города мы съезжаем на небольшой насыпной полуостров. Из-за скал и бурного течения пляжи на этом острове не пригодны для купания, из-за чего здесь довольно немноголюдно. Мы осторожно опускаем крышу, а затем едем по одной из объездных дорог вокруг острова, чтобы вдохнуть соленый воздух. Я натягиваю шляпу чуть ниже и закрываю глаза. Теплые лучи ласкают мои щеки, а океанский бриз приносит облегчение. Летнее солнце словно взывает ко мне, умоляет меня остаться. Но, несмотря на то что миновала всего неделя, я чувствую, как лето ускользает от меня, как будто в этом году я не смогу им насладиться в полной мере. Эта поездка, ветер, треплющий мои кудри, солнце, расцеловывающее участки кожи, до которых может дотянуться, – все, что я получу.

– Лучше? – спрашивает Элли.

Я одариваю ее скромной улыбкой.

– Я буду в порядке, – говорю ей. – Я так устала от разговоров о себе. Ты в порядке? Грэн была не совсем… деликатна с тобой, раскрывая правду.

Элли не хотела говорить ни о своих родителях, ни о том, что она на столетие старше меня. Но поскольку я объявила себя королевой Отрицания, и ее винить за это не могу.

Она пожимает плечами.

– Это так странно. Я всегда считала, что мои родители умерли. А потом появляется совершенно новая информация, и они по-прежнему мертвы, но уже куда дольше. Странная, путешествующая во времени смерть. – Она хмурится. – Не знаю даже. Это печально, но грустить ведь вполне нормально.

Я морщусь.

– Мне так жаль, Эль. Я даже не представляла…

– Я не сержусь на Грэн, – говорит она, кинув на меня строгий взгляд. – Знаю, ты бы этого хотела.

– Я… я не хочу, чтобы ты злилась на Грэн, – заикаясь, произношу я. Она бросает на меня еще один взгляд, говорящий о том, что я сейчас несу полнейшую чушь. Я закатываю глаза. – Но как ты можешь оставаться спокойной?

– Я имею в виду, что понимаю, почему она солгала, у нее, похоже, действительно не было выбора. Она была вроде как… на подхвате, я думаю. – Эль улыбается сама себе. – Кроме того, она никогда за все это время не выдавала себя за того, кем не является. Или ты хочешь сказать, что с детства считала Грэн милой? – добавляет она, посмеиваясь.

Я фыркаю.

– Нет. Грэн никогда не была милой. Но я не уверена, можем ли мы ей доверять. Пока еще нет.

– Справедливо. Но она все та же прежняя Грэн.

Она может расслабиться, если хочет. Именно поэтому у нее есть я.

Я сдвигаюсь на своем сиденье, прислоняя голову к подголовнику.

– Все в порядке, – говорю ей. – Как только разберемся с этой чертовой магией, мы оставим все проблемы позади.