быть не там, где нужно — то ли Бог установил неправильно, то люди небрежно попользовали. Вас ведь тоже в жизни кто-то обижал, и, полагаю, не раз. Согласитесь, как сложно справиться с этой обидой. Всё внутри разрывается на части, болит, негодует, жаждет восстановления справедливости. Так ведь?-

— Да, так и есть, — согласилась Оля и присела на край невысокой в центре мастерской табуретки. — Анатолий Иванович, а почему вы со мной на «вы». Я ведь вам во внучки гожусь, говорите «ты», так будет правильно.

— Хорошо, Оленька. Так вот, когда твой папа привёз мне твою скрипку, как ты уже поняла, скрипку твоего деда, я сразу понял, что душа у человека не на месте. Мы поговорили немного, и я, как гитарный доктор с большим стажем лечения, диагностировал состояние человека — твоего отца. И понял, что он нуждается в помощи. Ему тоже нужен доктор. Нужно вернуть душку, то есть мечущуюся между деками бытия душу, на то место, где она должна быть. Чтобы твой папа задышал полной грудью, полноценно заиграл как следует, зазвучал на всех клавишах и трубах жизни.

— Вы считаете, что ему нужно в больницу? К психиатру что ли?

— Нет-нет, в больницу папе совершенно не нужно. Он у тебя абсолютно адекватный, добрый и заботливый мужчина. Ему нужен другой доктор, и этот доктор — ты. Только ты можешь вернуть его душу в ту серединку, где она и должна генерировать счастье. Может, это сложно для тебя. Но ты попробуй. Это, в общем-то, не так уж трудно — просто стать любимой дочерью. Чтобы он почувствовал себя отцом, любимым отцом.

— Вряд ли вы меня сможете понять. Но это трудно, — грустно проговорила Оля.

— Да, я не самый лучший советчик. У меня дочь выросла, и никогда не послушала ни одного моего совета. Но тут другое, это нужно не только папе, но и тебе, это нужно и той женщине, которую он любит как мужчина.

— Только не нужно о ней.

— Почему не нужно? Видишь ли, каждому из нас в отдельности кажется, что Солнце вращается только вокруг него. Но это не так, Солнце вращается вокруг всех. И всем от этого хорошо. Необходимо только научиться жить в гармонии со всеми. И ты сама удивишься, когда увидишь, как меняется мир вокруг, как меняется отношение окружающих к тебе. Что ты посылаешь в этот мир, тем и он отвечает тебе. Таков закон жизни.

— Но я не хочу, чтобы он к ней ездил. И не хочу, чтоб она жила у нас.

— Хорошо, представь ситуацию, что ты будешь встречаться с парнем, полюбишь его, а ты ведь уже почти взрослая девушка, а твой отец будет против этих встреч, не позволит вам провести время у вас в доме. Будут ли такие отношения гармоничные и правильные?

— Это ведь другое.

— Да то же самое, Оленька. То-же-са-мо-е! Ты подумай, он ведь не везёт сейчас свою женщину домой, он как-то обходит острые углы, старается не ранить тебя, чем-то ради тебя жертвует. Он мудро поступает. У него должна ведь быть своя жизнь, это закон природы. И жизнь у него одна, другой не повторится. Подумай о том, что я тебе сейчас сказал. Очень тебя прошу. Полюби папу, это же не трудно. Другого папы у тебя нет, и не будет.

— Я поняла, — тихо прошептала Оля. Потом, вздохнув, спросила, — Анатолий Иванович, а у вас душа на месте?

Анатолий вздрогнул. А ведь не на месте же, совсем не там, где нужно душа его, бродит где-то неведомыми краями, ищет утешения, а оно, утешение и счастье в руках другого человека. И этот человек бросил его и упорхнул небесной ласточкой туда, куда ему путь закрыт и где его не ждут.

— И у меня не на месте, и мне нужен доктор, Оленька, — сказал Анатолий Иванович. Оба улыбнулись, и обоим стало по-домашнему тепло, словно где-то рядом заполыхало пламя невидимого камина.

— Ваш доктор вернётся домой? — неожиданно переспросила Оля. — У вас на столе лежит книга рецептов блюд. Мужчины обычно не интересуются этим, еда — женское дело. И чай вы сами заваривали. Наверное, припекло вас, раз сами готовите?

— Да, ты угадала, — удивлённый прозорливостью и наблюдательностью девочки, подтвердил мастер. — А ты возьми эту книгу себе. Пригодится, мне, мужику, она, в общем-то, ни к чему. Всё равно готовить так, как готовила моя жена, я не смогу.

— Спасибо, Анатолий Иванович. Так она вернётся или нет?

— Не знаю, Оленька…

Их взгляды встретились. «Какие грустные и красивые глаза у этого человека, в них сконцентрирована и любовь, и сострадание, и боль и тревога, и смятение. А ещё большая тоска. Неужели и я так выгляжу, когда кто-то видит меня со стороны», — подумала Оля.

В этот момент в высокое окно мастерской заглянуло большое красное солнце, утопающее в зелени сада. Разогнав тучное стадо облаков, небо вспыхнуло бурной голубизной. В свете приветливых лучей лицо Оленьки блеснуло тонкой назревающей девичьей красотой, отразившейся в оценивающих глазах мастера.

— Смотрите, дожди закончились!

— Как хорошо! Наконец-то. Скоро лето.

XIII

Всю следующую неделю Оля пребывала в восторженном настроении. Подарок ей не то, чтобы нравился, он приводил её в чувство необузданной эйфории, от которого хотелось петь, танцевать и кричать всему знакомому и неизвестному миру о том, что мечты сбываются. Оля сравнивала качества двух скрипок, своей старой китайской, и подаренной, дедовской, и понимала, какая великая пропасть лежит между этими двумя внешне похожими изделиями.

«И как я этого раньше не понимала. Правда люди говорят, что пока не попробуешь, не поймёшь вкуса», — думала Оля.

После душевных наставлений Анатолия Ивановича ей очень хотелось заговорить с отцом. Заговорить серьёзно, обстоятельно, чтобы это не было чем-то бессмысленным и казённым, состоящим из связующих «привет», «как дела», «я не голодна». Но разговор не получался, то отец всё время занят по работе, то у Оленьки не складывались верные слова для тактичного обращения к папе.

Был у Оли один секрет, который она смогла раскрыть только бабушке, впрочем, не найдя у неё понимания и поддержки — ни словом, ни советом, ни действием. Оле очень нравился её одноклассник Саша Ольшанский — скромный парень, из простой семьи, любитель шахмат, альпинизма и технического творчества. Оля ему тоже нравилась, она это ощущала по поведению Саши — никто из мальчишек не был с ней настолько вежлив, учтив и внимателен. У Саши порой даже голос пропадал, когда он разговаривал с Олей. И ей это льстило.

Почему-то очень захотелось поговорить с Ольшанским. Не то, чтобы