Кашель из кухни испугал меня, я схватила чернильницу, и сердце мое заколотилось. Что, если старик находится в разгаре одного из этих жутких снов? Не разбудит ли его перемещение чернильницы? Я вернула ее обратно на стол, как свечу, оплывающую горячим воском. Сердце барабаном стучало в ушах, когда я уставилась на проклятую вещицу.

«Возьми себя в руки», — безмолвно приказала я.

Глубоко вдохнув, я осторожно подняла чернильницу и застыла, ожидая реакции в соседней комнате. Зашуршало одеяло, скрипнуло кресло, затем снова послышался ритмичный скрежет дыхания. Легкие старика звучали скверно. И как он переживет зиму?

Ожидая, когда старик погрузится в более глубокий сон, я быстро осмотрела штабеля книг. Джерис и Шив ищут информацию о конце Империи, и жаль будет потерять эти сокровища, если старик умрет во сне и местные крестьяне все растащат. Одна маленькая стопка посвящалась последним императорам династии Немита, поэтому я сунула их за пазуху и потуже затянула пояс туники. Убедившись, что на кухне все спокойно, я выскользнула из дома. Мне потребовалось время, чтобы снова запереть дверь, стараясь не обращать внимания на участившийся пульс и пот, щекочущий меж лопаток. Ученый непременно заметит кражу, но при отсутствии признаков взлома Стража, если повезет, отмахнется от него как от бестолкового старого идиота.

Довольная своей работой, я затрусила по темным улицам и вышла на большак, оставив Дрид в объятиях Морфея. Дело сделано, но я почему-то чувствовала себя замаранной. Да, знаю, для людей моего ремесла это звучит глупо, но я все время представляла себе горе несчастного старика. Это было не воровство ради выгоды или мести, как с кружкой. И не кража от безысходности у обжирающегося сливками кота, который не слишком пострадает от нанесенного ему ущерба. Старик жил в большей гармонии со своим разумом, нежели с телом, и я спрашивала себя, что значили яркие сны из далекой эпохи в его убогой жизни, когда его тело и чувства ослабли с возрастом.

«Возьми себя в руки, клуша! — выбранила я себя. — Может, это самый злобный старый хрыч с тех пор, как Мизаен создал солнце и луны».

Скажу Джерису, пусть попросит какого-нибудь сердобольного наставника из Университета позаботиться о старике — ему не место в той лачуге. Я ускорила шаг, и угрызения совести остались позади вместе с дорогой.

Небо бледнело от первых проблесков зари, когда наконец показался трактир. Открыто, но бесшумно я вошла во двор, вопрошая себя, как найду остальных. Мне можно было не беспокоиться: Дарни сидел у двери каретного сарая на тюке соломы и, плотно завернувшись в плащ, дремал. Когда я подошла, он открыл глаза.

— Достала?

Я кивнула и вручила ему сумку с чернильницей.

— Ты всю ночь здесь торчишь? Как же тогда, сонный, будешь сидеть на лошади?

— Не бойся, я отдохнул. Солдатская служба многому учит.

Его настроение, похоже, улучшилось.

— Нельзя ли чего-нибудь съесть на дорожку? — Ночное возбуждение прошло, и навалилась усталость.

Дарни протянул мне хлеб с сыром и подал кружку пива, стоявшую на земле рядом с тюком соломы, а потом отдал мне свой плащ.

— Тебе нужно отдохнуть. Я подниму остальных, и мы выедем, как только взойдет солнце.

И не думая спорить с этой нежданной сердечностью, я закуталась в добротную шерсть, еще теплую от его тела, и калачиком свернулась на соломе.

ОЛИМЕЙЛ КЕСПР «ДОЧЬ ГЕРЦОГА МАРЛИРСКОГО» ТРАГЕДИЯ В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

Действие второе, сцена третья. Спальня Сулеты

(Входит Тизель)

Сулета

Скажи, скажи мне, что отец мой — дышит?

Тизель

О дорогая госпожа, он дышит.

Но в каждом вдохе — звон ключей Сэдрина.

Дверь в мир Иной уж скоро отопрется,

Чтоб рыцарскую тень его принять.

Сулета

Я этого не вынесу!

Тизель

Да, тяжко

Легла на плечи хрупкие твои

Та ноша непосильная — однако

Нести ее должна ради него.

Сулета

О горе мне! Зачем на эти муки

В недобрый час я родилась на свет?

Тизель

Не проклинай, дитя, свое рожденье;

Несчастья все — от вероломной шлюхи,

Супружеское ложе осквернившей.

Ее и проклинай…

Сулета

Ах, тише, Тизель!

Вне этих стен не смей о королеве

Так говорить — иначе

Тебя от плети мне не уберечь.

Тизель

Лишь правду говорю я, госпожа,

И все о ней наслышаны без меры.

А королева…

Что с нее возьмешь,

Коль оказалась сущей проституткой!

А может, и похуже — ведь с собой

Она своих детей по грязи тащит.

Сулета

О, не напоминай мне о страданьях

Моих несчастных дорогих кузенов!

Поверь, насмешка гнусного ублюдка

Не менее жестокой будет плетью,

Чем та, что их родную мать секла

На площади, нагую, пред толпой.

Тизель

Ах, добрая душа, ты о других страдаешь,

Когда сама пред выбором стоишь!

Сулета

О чем ты?

Тизель

Как же… Разве госпожа,

Ну, матушка… с тобой не говорила?

Я думал…

Сулета

Я не видела ее

С тех пор, как принесли отца домой…

(Входит Албрайс, герцогиня Марлирская)

Тизель (приседая)

Ваша светлость.

Албрайс

Оставь нас, с дочерью хочу побыть наедине.

(Тизель уходит)

Албрайс

Твой отец не успел еще лик отвернуть свой от мира сего,

А хирург говорит мне, что сделает это,

пока не забрезжил рассвет.

Нет, уймись, дорогое дитя, мы не можем дать волю слезам,

Мы не можем позволить сейчас эту роскошь себе.

Выйдя замуж, представь, по любви, я отринула все,

Даже статус принцессы — увы! — я презрела тогда.

Но теперь, когда брат мой погиб от руки твоего же отца,

А второго застигли в прелюбодеянии с тою змеей,