намного больше чем можно получить с нечастых встреч, и добирать его Артем все равно будет. По месту. Преграды для этого нет ни одной.

Так может стоило увезти Алю с собой, поселить поближе, чтобы эти встречи сделать частыми? И тогда ничего не придется добирать...

Ему тогда за глаза. Она пока была в кабинете, Артем еле сдерживался, чтобы не развернуть девушку и не вжать лицом в стену. Или смахнуть со стола все лишнее и посадить туда Алю...

Но, боги. Восемнадцать! Восемнадцать, мать ее, гребучих лет!

Конечно, все могло быть гораздо хуже, ей могло оказаться семнадцать. И тогда здравствуй, уголовный кодекс. Фантастическое везение, иначе не скажешь.

Артем не понял, что она девственница, потому что девственниц у него не было. Ни одной. Если случайно попадались, он расставался, не допуская близости. Зачем?

Ему не нужны лишние проблемы. Кому очень надо, достаточно клиник, где дефлорацию проводят хирургическим путем.

Удовольствие должно быть обоюдным.

Но стоило вспомнить Алину, то есть, Алену, сначала в бассейне, потом в тесной спальне флигеля, куда он ее отнес. Артем и забыл, что работает у себя, к себе в спальню сначала понес.

И все. Все его представления переворачивались с ног на голову.

«Я влюбилась. Только не в тебя. В того парня». Артем размахнулся и засадил кулаком в стену.

Звездец. Ну не звездец, а?

Все это ложь. Он сам себя пытается обмануть. Главная причина — история с Алиной. Не которая Алена, а которая Гордеева.

Теперь идея подставить девушку Гордея казалась не просто идиотской, а мерзкой. Низкой. Недостойной. Как можно было считать это местью?

Если друзья узнают, сразу поймут, в чем дело. Назар точно просечет. Гордей тем более. Но больше всего подгорало, что узнает Аля, Алена. Она не должна ничего знать.

Может быть потом, пусть пройдет время. Но девушка, которая приезжает убирать чужой дом, и отказывается от двух тысяч долларов, явно стоит внимания. И в принципе заслуживает гораздо большего, чем он может сейчас предложить.

Кстати, откуда тогда брендовые шмотки? На ней все было лакшери, премиум класс.

Как и она сама.

Его безопасники нарыли целое досье, нужно прочесть, кто она вообще такая и откуда взялась. Вот в самолете и почитает.

Девушка закрыла сумочку и пошла по направлению к главному проспекту. И когда ее худенькая прямая спина скрылась из виду, у Асадова было чувство, будто он только что что-то потерял.

На секундочку...

* * *

Янка звонит каждые пятнадцать минут. Поначалу я сбрасываю, потом перевожу телефон в беззвучный режим.

Не хочу разговаривать, и это касается не только Янки. Ни с кем не хочу, даже с бабушкой.

Мне плохо. Так как наверное никогда не было, даже когда умерла мама. Тогда это было горе, а сейчас, кроме того, что мне очень больно, я испытываю жгучий, мучительный стыд.

Перед собой, перед неизвестными Гордеевыми, перед Янкиной мамой. Даже перед бабушкой, хоть она и не в курсе. Но больше всего, конечно, перед Артемом.

Правда, неизвестно, как его на самом деле зовут, но мне вряд ли станет легче, если я это узнаю.

Перед глазами стоит его пренебрежительное выражение лица, с которым он встретил меня в своем офисе. Ясно, почему. Он думал, что мы с Янкой соседские гости, а мы оказались обычными полотерками.

Но ведь Артем сам наводил порядок на участке, даже косил траву. И нам покосил, точнее, своим соседям. Значит, причина не только в том, что Янка дочка уборщицы, а я ее подруга. Или вообще не в этом.

Как ни странно, я понимаю чувства Артема. Он сказал прямо: брать чужое нельзя. И мы в его глазах лишь две беспринципные особы, бессовестно пользующиеся чужим имуществом.

Самое обидное, что для меня это тоже недопустимо, но разве теперь кому-то докажешь? Теперь можно только сгорать от невыносимого стыда.

Я и сгораю.

Одного понять не могу, зачем Артем мне солгал? Зачем сказал, что он разнорабочий?

Я то ломаю над этим голову, то снова сгораю от стыда, то мучаюсь со своей любовью. Не хочу, а все равно вспоминаю, как мы целовались в бассейне. И как не только целовались, тоже...

Сердце ноет от боли, а от воспоминаний пробирают мурашки. Он не играл со мной, ему в самом деле со мной было хорошо. А как мне с ним было, он сам видел.

Так неужели для мужчин вообще не важны чувства, только секс? И он не обманывал, когда говорил, что просто мною попользовался?

От этих мыслей слезы текут, не останавливаясь. Приходится прятаться от бабушки, чтобы она ничего не заметила. Если пристанет с расспросами, отвертеться просто так не получится.

Я даже про тестирование забываю, хорошо бабушка утром будит. Кое-как за завтраком запихиваю в себя бутерброд и плетусь в университет.

Отвечаю на вопросы на автомате, даже не задумываясь. Мне сейчас совершенно безразлично, пройду я тестирование или нет. Первой сдаю работу и выхожу из аудитории.

— Алечка, — меня хватают за руку, как только я переступаю порог. Янка.

А я дергаюсь и вздрагиваю от звука собственного имени.

— Не называй меня так, — шиплю, выдергивая руку. К моему изумлению она жалобно всхлипывает.

— Да, Аленка, прости. Это я во всем виновата. Асадов услышал, как я тебя называю Алей, и решил, что ты Алина.

Мозг опаляет короткая вспышка: Артем вдавливает меня в бортик бассейна и шепчет «Алина, какая же ты...»

Теперь я хватаю Янку за руку.

— Почему Алина? И какой Асадов?

— Такой. Пожарный наш австралийский. Только он не пожарный, и не сантехник. Он Артем Асадов, сын владельца «Параллелей». Это сеть отелей, они миллиардеры, Аленка.

Я хватаюсь за Янку обеими руками, чтобы не упасть.

— И ты знала?

— Откуда? — фыркает она. — Я и мамкиных хозяев не знаю, какие-то Гордеевы. А вот почему Асадов решил с тобой замутить, знаю.

От волнения даже начинаю заикаться.

— Откуда... ты... Разве я...

— Они сначала ко мне пришли, Ален, люди Асадова, — виновато прячет глаза Янка, — начали расспрашивать. Думали, что это я была. Я и догадалась, что ты у Асадова ночевала.

Краска бросается в лицо, но я беру себя в руки.

— У нас с ним ничего не было, — говорю ровно, — я ездила забрать кота. И было поздно возвращаться.

Она согласно кивает, но по глазам вижу, что не верит. Ну и пусть. Мне то какая разница? Вот только...

— Яна, почему ты считаешь, что