— Конечно, оставайтесь, — сказал Трумм и помог перенести девушку к костру.

Парни вылили воду из размокших инструментов и стали озабоченно стучать по набухшему дереву. В ответ инструменты только тихо сипели.

— А что, если на них уже нельзя будет играть? — спросил парень, и вид у него при этом был совсем несчастный.

Капитан потрогал лоб девушки и холодную как лёд руку.

— Вашу сестру необходимо как можно скорее отнести в сухое и тёплое место, — сказал он ребятам, — Пошли.

Дома Трумм уложил девушку в кровать и заварил чай из шиповника. Но девушка лежала без сознания, и ему не удалось напоить её горячим чаем. Зато ребята, попив чаю, быстро согрелись. Когда же они съели ещё и позавчерашний суп Трумма, то совсем осоловели и повалились спать прямо у очага, в обнимку со своими инструментами. Трумм тихонько вынул инструменты из ослабевших рук и отнёс их для просушки во двор. После этого он стал приводить девушку в чувство.

Вот бы Чаромору сюда! Без неё Трумм сам не свой. Но ждать было некогда, девушка нуждалась в помощи. Капитан достал рукопись будущей книги Чароморы и стал изучать её. Но Чаромора успела написать только об исцелении паром, и Трумму пришлось прибегнуть к этому способу. Мучаясь сомнениями, правильный ли он выбрал рецепт, капитан принялся искать в запасах нужные травы. От напряжения он даже вспотел. Ведь и он порядком устал, сидя по ночам у костра в ожидании Чароморы, но сейчас ему было не до отдыха.

Наконец котёл был наполнен травами. Оставалось вскипятить воду и окурить комнату паром. Трумм волновался, не случится ли что-нибудь непредвиденное, но ведь надо же было помочь попавшей в беду девушке!

Стоило Трумму втянуть носом пар, и у него словно гора с плеч свалилась. Его уже не волновала судьба Чароморы, и до потерпевших кораблекрушение ему не было никакого дела. Наоборот, вся их история показалась ужасно смешной. Посмеиваясь, капитан сел у очага и стал с интересом ждать, что произойдёт дальше.

Скоро клубы пара, поднимавшиеся из котла, дошли до девушки. Щёки её порозовели, девушка чихнула и открыла глаза. Улыбаясь, она села на краю кровати и огляделась вокруг. Заметив Трумма, девушка залилась смехом. Трумм во всю глотку захохотал ей в ответ. А пар заполнил уже всё помещение и стал оседать. Теперь захихикали и спящие на полу братья. Поначалу они смеялись во сне. Но прошло совсем немного времени, они открыли глаза и вскочили на ноги.

И пошло-поехало! Ребята пели, плясали и покатывались со смеху. Да что ребята! Даже капитану Трумму показалось, будто он совсем молодой развесёлый парень. Когда вода в котле выкипела и огонь в очаге стал гаснуть, Трумм подбросил дров, налил в котёл воду и положил новую порцию трав. И веселье продолжалось.

Днём и ночью клубы пара, как облака, плыли по дому Чароморы, в конце концов с потолка закапало, и всё в доме, даже подушки и одеяла, промокло так, будто шёл самый настоящий тёплый дождь. С толстого пушистого ковра брызги разлетались во все стороны, стоило кому-нибудь ступить на него. Страницы рукописи Чароморы плавали по воде, как кораблики. Конечно же, отсырели и все насушенные ею травы. Картонная коробка, в которой Чаромора хранила порошки различных споровых растений, раскисла, и споры расплылись по всему дому. Прошло совсем немного времени, и на стенах, столах, шкафах повылезли грибы.

С капитана Трумма и его гостей текло так, будто они только что вышли из моря. Их мокрые волосы растрепались, от затянувшегося веселья под глазами появились огромные тени, лица осунулись. Словно призраки, кружились и прыгали они в клубах пара и хохотали во весь голос. И все заботы как ветром сдуло. Ну и пусть капает, пусть течёт, пусть всё мокнет! Ничто их не заботило, ничего они не помнили.

В конце концов кончились дрова, а поскольку никто не смог наколоть новых, в насквозь промокшем доме наступил наконец-то покой. Едва пар рассеялся, как они, утомлённые, повалились на пол среди грибов и уснули мёртвым сном.

Когда капитан Трумм раскрыл глаза и огляделся вокруг, на сердце ему словно гиря легла. Чаромора всё ещё не вернулась. По всей комнате росли грибы. Сыроежки и белые, опята и грузди, лисички и шампиньоны, дождевики, сморчки, рыжики и много всяких других, которым Трумм и названия не знал. Посреди грибов, прямо на полу, спали ребята и девушка, лица у них были бледные и измученные.

— О, что я наделал! — пришёл Трумм в отчаяние. — Ведь я хотел им только добра!

Трумм встал и открыл настежь окна и двери. Лёгкий весенний ветерок стал продувать проросший грибами дом. Глотнув свежего воздуха, медленно открыл глаза парень с бородой. Другой парень и девушка продолжали спать как убитые.

Капитан и бородач вышли во двор под яркое весеннее солнце. Стоял тёплый ясный день. За лесной опушкой тихо шумело море. Щебетали птицы.

Парень стал озабоченно осматривать музыкальные инструменты, вынесенные Труммом для просушки. Под его пальцами инструменты тихо позванивали, они хорошо просохли, только, конечно, были расстроены. Парень взялся их настраивать. Звуки разбудили долговязого и девушку.

— Ну и ванну ты нам приготовил! — сказала девушка Трумму.

Ребята рассказали капитану, как им захотелось увидеть дальние страны, они покинули родительский дом и теперь странствуют по всему свету, стараясь песней и игрой радовать людей.

Трумму это очень понравилось. Он рассказал ребятам о Чароморе и о её научной книге, которая поможет людям.

— Вот только Чаромора улетела, и я совсем не знаю, что с ней приключилось, — печально заключил Трумм свой рассказ.

— Я уверена, она скоро вернётся! — быстро проговорила девушка — она не могла видеть ни одного грустного лица.

Музыканты наперебой утешали Трумма, как могли, и у капитана немного отлегло от сердца.

— Нужно осмотреть лодку, — сказал наконец долговязый. — Пора в путь!

Шторм изрядно потрепал их парусную лодку. Нужно было залатать парус, поставить новую мачту, законопатить щели между досками, давшими течь. Так что работы хватало.

Всё же кое-как дело продвигалось.

Вечером после ремонта лодки капитан принялся собирать грибы, убирать и чистить дом и сушить перед очагом Чароморину рукопись. Однако рукопись имела плачевный вид: страницы раскисли, чернила размыло. Листы были чистые, как новенькие, на них не сохранилось ни единого слова. Трумм опять помрачнел. Теперь-то он понял, что