перепробовала и сладкие блюда, и торты, он пригласил её на танго. Чаромора подумала было о всех больных, ожидавших её, и о капитане Трумме, который, наверное, уже давно сварил гороховый суп. Но уже и её захлестнуло праздничное настроение и мелодия танго так увлекала, что не хватило духу отказаться от приглашения.

«Только один танец, — подумала она. — Неудобно всё-таки отказываться».

Дядя невесты оказался превосходным танцором. Он двигался так стремительно и выделывал вместе с Чароморой такие фигуры, что у той замирало сердце и она позабыла обо всём на свете. В танце Чаромора была гибка, как лоза, и легка, как бабочка. Стоило кончиться одной мелодии, как музыканты тут же начинали другую, и невестин дядя и Чаромора снова скользили по полу.

Во время одного поворота дядя вдруг пристально взглянул на неё и прошептал:

— Ваше лицо мне чрезвычайно знакомо и напоминает о чём-то совершенно исключительном. Где мы с вами встречались?

Кто знает, как долго они ещё танцевали бы, не задай дядя этого вопроса. Чаромора сразу всё вспомнила. И тут только она заметила, что все свадебные гости столпились вокруг них и смотрят, как они танцуют.

«Ну и ну! — подумала Чаромора испуганно. — Если я ещё признаюсь, кто я такая, то мне отсюда вообще не уйти».

— Мир так тесен, — ответила она скромно. — Люди волей-неволей попадаются друг другу на глаза. По правде говоря, я и жениху не прихожусь родственницей.

Когда очередное танго закончилось и все восторженно зааплодировали им, Чаромора попросила, чтобы дядя проводил её подышать свежим воздухом. А во дворе сказала, что теперь-то она непременно должна уйти, у неё масса неотложных дел. И как дядя невесты ни пытался удержать Чаромору, даже пригласил её поохотиться на волков, Чаромора ответила, что она и смотреть не может, как убивают зверей, и что теперь они обязательно должны расстаться.

Прощаясь, Чаромора вынула из своей громадной сумки маленький ящичек и отдала его дяде невесты.

— Передайте это, пожалуйста, невесте, — сказала она.

Когда невеста открыла ящичек, в нём оказались зеркальце в старинной раме и небольшая записка. Невеста глянула в зеркальце и весело прыснула. Потом она развернула записку. Там стояло только два слова: «От Чароморы». Невеста залилась краской, незаметно спрятала письмо под стол и стыдливо заглянула в глаза жениху.

— Мне так хотелось, чтобы у меня было узкое лицо, — сказала она.

Жених взглянул через её плечо в зеркало и увидел в нём лицо невесты, вытянутое, как огурец.

— Вот так фокус! — воскликнул жених. — Девицу с таким длинным лицом я даже танцевать никогда бы не пригласил.

Они смотрели на своё отражение в волшебном зеркальце и прямо-таки покатывались со смеху. И кто бы ни глянул в зеркало, никто не мог остаться серьёзным. Гости так развеселились, что другой такой весёлой свадьбы они и припомнить не могли. Однако невеста никому не решилась признаться, что зеркальце ей подарила Чаромора, она очень стыдилась своего глупого письма.

• • •

Уже стемнело, когда Чаромора покинула свадьбу.

Весело размахивая огромной сумкой, волшебница лёгким, пританцовывающим шагом отправилась дальше по своим делам. Раза два ей пришлось спросить, как добраться до нужного ей места, прежде чем она наконец попала туда.

— Как же я тебя ждала! — сказала маленькая девочка. — Я так боялась, что ты не придёшь! Бунечка моя спит, а мамы и папы нет дома.

Девочка повела Чаромору в комнату бабушки. Та лежала с закрытыми глазами и тяжело, с присвистом дышала.

— Она даже пошевелиться не может и ничего не видит, — произнесла девочка, чуть не плача. — Ты её вылечишь?

— Э-э, — протянула Чаромора, разглядывая бабушку. — Но у меня нет с собой нужных трав. Дай-ка мне немного поразмыслить.

Чаромора уселась в бабушкино кресло-качалку, стоявшее у окна, и, стремительно раскачиваясь, стала думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела на качающуюся Чаромору.

Наконец та произнесла:

— Поглядим-ка на кухне, какие пряности найдутся у твоей мамы.

Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама хранила пряности. Там стояли склянки и коробочки с перцем, содой, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Чаромора, ворча себе под нос, переставляла их с места на место.

— Ах, значит, старый добрый чебрец в суп уже не кладут? Майорана я тоже не вижу. А где же тмин? И можжевеловые ягоды? И розмарин? Семян настурции тоже нет. И огуречной травы нет. Не говоря уж о мяте. Что же это такое? Неужели мама кормит тебя только перцем да содой? Бедное дитя!

Девочка покраснела и сказала, что тмин у них только что кончился, а ещё у них есть лук.

— Ладно, хоть так, — ответила Чаромора. — Надеюсь, что в таком случае у вас есть и чеснок? Ну, о сушёных грибах и о крапиве двудомной и спрашивать не стоит?

Чеснока не было, не было и сушёных грибов и крапивы.

— Может, где-нибудь в уголке буфета завалялась заплесневелая корочка хлеба? — настаивала Чаромора на своём.

Но в доме было чисто и сухо, и плесень в нём не водилась.

Чаромора не на шутку рассердилась. Она высыпала содержимое своей сумки на пол. Чего там только не было! Разгневанная старуха принялась бросать вещи по одной обратно в сумку. Под конец на полу осталась только куча засохших высевок и травинок. Чаромора внимательно перебрала их и положила несколько щепоток на кухонный стол. Оставшуюся труху она сунула в карман.

— Никогда нельзя выходить из дому с пустой сумкой, — сказала она. — На всякий случай кое-что всегда нужно иметь при себе. Догадайся я ещё и мёду прихватить, мы как-нибудь бы и управились.

Лицо девочки просияло от радости.

— Мёд у нас есть! — воскликнула она и поспешно разыскала банку с мёдом.

Чаромора понюхала мёд и опять немного поворчала. Затем она попросила две кастрюли, распустила мёд на огне, добавила в него собранных травинок, перемешала, процедила, остудила, и получилась у неё золотисто-жёлтая мазь. В другой кастрюле она сварила густую фиолетовую жидкость.

— Ну, авось поможет, — сказала колдунья.

Старуха разыскала в сумке птичье перо, обмакнула его в мазь и смазала бабушке глаза. Затем влила ей в рот несколько капель фиолетовой жидкости.