Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что же, неплохо.
Гурьян тем временем сделал страшные глаза и цыкнул на сестру, вознамерившуюся на полном серьезе напоить известного на весь Сестрорецк фабриканта свежезаваренным иван-чаем[7]. Ну не дура ли? Впрочем, что с нее взять – малявка еще, соображения никакого. Все так же молчаливо выпроводив младших обратно на свежий воздух, парень кинул быстрый взгляд на своего работодателя и с облегчением вздохнул – тот медленно листал свой блокнот и, казалось, вообще не замечал никакой суеты вокруг себя.
– Добавить больше нечего?
Непроизвольно вздрогнув – до того неожиданно прозвучал вопрос, Гурьян энергично помотал головой из стороны в сторону, показывая, что выложил все без утайки и до самого что ни на есть донышка.
– Отец у тебя на Сестрорецком казенном работает? О твоем приработке знает?
Не удивившись такой осведомленности (а также тому, что фабрикант не спрашивает, где мать), подросток тихо ответил:
– Да, на нем. Нет, не знает – я ж никому, как вы и сказали!.. Правда, батя меня порасспрашивал малость, так я ему все, как и положено, – мол, так и так, хорошее место нашел, часто важные господа с фабрики ходят. И денег всех не показывал.
Непонятно чему улыбнувшись, мужчина продолжил:
– Молодец. Теперь: зачем и почему именно я приходил к тебе.
Одновременно со словами работодатель достал небольшую картонку и стал что-то писать на ее обороте.
– Осенью ты занимался своей работой и во время нее нечаянно подслушал мой разговор с господином Долгиным. Я говорил о том, что в фабричную школу можно принимать детей и со стороны. А недавно ты набрался смелости, дождался, пока я к тебе подойду почистить обувь, и похлопотал за своих младшеньких – в ответ я обещал подумать. Запомнил? Мне стало интересно, и я сам тебя нашел, чтобы дать ответ. Все. Запомни, как «Отче наш», и остальным то же самое говори – понятно?
– Как не понять, вашсиятство! Только все одно, как-то оно не очень. Ну, история эта. Кто я и кто вы, чтобы вам самому до меня ходить…
Гурьян стремительно постигал азы конспирации. И даже, удивляясь самому себе, рисковал высказать свое сомнение вслух, но уж больно легко было говорить правду своему работодателю. Да и вообще, разговор с ним был очень необычен – несусветный богач, да к тому же и самый настоящий аристократ, а совершенно не кичился своим высоким положением.
– Я перед тобой два дома посетил, а после тебя еще в три зайду – лично приглашаю отдать детей в свою школу. Так что можешь собой гордиться, из-за тебя целый князь полдня ноги утруждает.
Легкая усмешка и подмигивание помогли юному труженику обувной щетки задать очень важный для себя вопрос:
– А насчет учебы – это оно и вправду можно?
– Вот моя визитка.
Перед князем на стол легла та самая картонка, на обороте которой он только что черкался. А чтобы она не испачкалась, он под нее подложил небольшую стопочку канареечно-желтых рублевых банкнот, слегка разбавленную зелеными трешками.
– С ней твой отец пойдет к управляющему школой, а уж тот все и устроит. Кстати, сколько из вашей семьи учеников выйдет?
Гурьян с некоторым усилием отвел глаза от денег, поморгал, переваривая вопрос, и быстрой скороговоркой перечислил имена трех братьев и сестры.
– Значит, всего пятеро. И еще. Если у тебя есть знакомые твоего возраста, желающие поучиться в фабричной школе вместе с тобой, смело приглашай.
Аристократ замолчал, с минуту побарабанил пальцами по столу и сменил тему:
– Тебе нравится твоя работа?
– Да, вашсиятсво!
– Гм, я имел в виду твою колодку для чистки обуви.
Четырнадцатилетний мужчина слегка удивился и честно ответил:
– Поперва было не очень, потом привык.
– Как смотришь на то, чтобы работать только у меня? Понятно, можешь не отвечать.
Отвечая на немой вопрос, фабрикант улыбнулся краешком губ.
– У тебя на лице все написано. Вот тебе еще одна визитка.
Поверх первой картонки на стол легла вторая, с непонятным значком на обороте.
– Где фабричное начальство живет, знаешь?
– Ну дак!
Красивые двухэтажные коттеджи из ярко-красного и светло-желтого кирпича уже давно образовали этакий «поселок в поселке». Вот только была одна тонкость – видеть-то их видели все, да в основном издали. Так как подойти поближе и полюбоваться не давали бдительные и неимоверно злющие сторожа.
– Приходи дня через… Хотя нет, не годится. Тогда так – дом купца Епифанова, квартира семь, вечер этой субботы. И еще раз: обо всем касательно наших с тобой дел – молчок. Для отца и всех остальных – ты учишься при фабрике, я изредка к тебе благоволю и попечительствую. Понял? Ладно, на этом пока все.
Дорогой (в самом лучшем смысле этого слова) гость встал, немного потянулся и принялся неспешно одеваться. Пожелав напоследок больше здоровья и поменьше болезней, он совсем уже шагнул за порог, как Гурьян вспомнил кое-что важное:
– Вашсиятство! А к тому самому господину еще иногда и барышня одна захаживат. Из простых, но одета хорошо. За ней тоже пригляд нужен или как?
Пальто вернулось обратно на лавку, а его хозяин медленно присел рядом с ним.
– А расскажи-ка ты мне, какая она из себя?..
Фабрикант как раз закончил раскладывать своеобразный пасьянс из растрепанных фотокарточек, как порог его кабинета перешагнул прямо-таки пышущий отборнейшим негативом главный инспектор условий труда.
– И что, ему все сойдет с рук?! Этому!.. Ворюге и мошеннику?!!
– Во-первых, здравствуй. Во-вторых, ты сейчас о ком?
Долгин так и застыл с открытым ртом. Медленно выдохнул, подошел поближе и, уже спокойным голосом поприветствовав начальника, повторил:
– О купце Солодовникове.
– Аристарх Петрович, что ли, рассказал?
Не так давно к нескольким учителям Григория добавился еще один – начальник отдела аудита, господин Горенин. Натаскивал он бывшего унтера исключительно по своему профилю, вернее, даже не натаскивал, а так, проводил обычнейший ликбез. А вот своего непосредственного работодателя знакомил с миром экономических преступлений по полной программе – и надо сказать, сильно удивлялся скорости освоения материала.
– Да, на сегодняшней лекции. Как пример несложного мошенничества через подставных лиц. Так что: когда за него примемся?
– Никогда, Гриша. И не нужно это, да и нельзя.
– Почему?
– Ты думаешь, я не хочу? Еще как хочу. А все равно нельзя.
– Решать, конечно, тебе, командир. Только я, ну вот хоть убей, понять не могу, почему ему дозволено украсть деньги компании и остаться без пули в подарок.
– Гриша, окстись – какая пуля? Это в тебе унтер-офицер Олькушского погранотряда проснулся, не иначе. Мы