Об успехах поступательного развития страны при Василии III (в чем, несомненно, есть и доля его заслуги) свидетельствует строительство, развернувшееся в разных ее частях в эти годы. Правда, во многом оно инспирировалось самой великокняжеской властью. Строительные работы охватили всю территорию страны, начиная от Москвы и оканчивая отдаленными городами и монастырями. Так, было завершено сооружение укреплений Московского Кремля. Об этом до сих пор напоминает Троицкий мост через р. Неглинную, соединяющий Кутафью башню с Троицкой (первоначально мост назывался Ризоположенским по тогдашнему имени башни). Он был возведен по проекту итальянского архитектора Алевиза Фрязина в 1515–1516 гг. В 1508 г. по проекту другого итальянского мастера Алевиза Нового был достроен Архангельский собор, заложенный еще в последние месяцы правления Ивана III. В 1519 г. был построен собор кремлевского Вознесенского монастыря, служивший усыпальницей московских великих княгинь (впоследствии он неоднократно перестраивался и был окончательно уничтожен в 1929 г.). В 1513–1515 гг. был расписан Успенский собор (эта роспись не дошла до нашего времени, но набор ее сюжетов воспроизведен на сохранившихся фресках 1643 г.), а чуть позже – собор Михаила Архангела в Чудовом монастыре. Чрезвычайно масштабное церковное строительство под руководством итальянских мастеров развернулось и на московском посаде. В 1514–1516 гг. всё тем же Алевизом Фрязиным была построена церковь Св. Владимира «в Садах» (в Старых Садах), сохранившаяся до наших дней. Считается, что строительство было приурочено к 500-летию преставления святого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси и предка Василия III. На Варварке Алевиз Новый возвел храм св. Варвары Великомученицы (это здание просуществовало до конца XVIII в., когда на этом месте была построена новая церковь). Под Москвой по обету Василия III в благодарность за взятие Смоленска был построен Новодевичий монастырь, ныне находящийся в черте города. До наших дней сохранилась, – правда, в сильно перестроенном виде, – и уникальная светская постройка, располагавшаяся в начале XVI в. недалеко от Москвы, а ныне входящая в черту города, – путевой дворец Василия III на Старой Басманной улице. В нем он останавливался, когда выезжал из столицы и въезжал в нее. При Василии III фактически возникла еще одна загородная государева резиденция – Александрова Слобода, в будущем зловещая «опричная столица» Ивана Грозного.

Архангельский собор Московского Кремля

Строительство развернулось, разумеется, не только в Москве, но и в других городах и монастырях (Покровском Суздальском, Кирилло-Белозерском и др.). В тех городах, что имели стратегическое значение, развернулось крепостное строительство. Во Пскове оно было связано с событиями Смоленской войны 1512–1522 гг., в Нижнем Новгороде, Туле, Коломне и Зарайске, где были построены каменные кремли, – с противостоянием Казани и Крыму. С той же целью при Василии III было начато создание засечных черт по Оке – линий укреплений из поваленных деревьев, маленьких крепостец и больших крепостей.

Впрочем, дело не сводилось исключительно к государеву строительству. Так, в 1515–1516 гг., по сообщению новгородского летописца, «гости московские и купцы новгородцкия и старасты» построили в Новгороде многочисленные каменные церкви, отремонтировали и обновили старые. Церкви также строили или присматривали за их строительством крупные купцы Сырковы и Таракановы – проводники великокняжеской политики в Новгороде.

Важное явление жизни Руси первой трети XVI в. – активная монастырская колонизация Русского Севера, который с легкой руки православного писателя А. Н. Муравьёва иногда называют «русской Фиваидой», по аналогии с носящей такое название областью Верхнего Египта, где располагалось множество монастырей. Их основывали выходцы из самых разных социальных слоев, искавших уединения для общения с Богом. Так, Александр Свирский, основавший два монастыря на р. Свири, происходил из мелких землевладельцев, а Нил Столбенский, положивший начало двум пустошам, – из крестьян (оба впоследствии были канонизированы). Вокруг таких отшельников образовывались монашеские общины, они начинали хозяйственное освоение нетронутых людьми земель, впоследствии их обители подчиняли крестьян – новопришельцев или черносошных, т. е. государственных (чему само государство не противилось, а шло навстречу, выдавая льготные грамоты). Подчинение монастырям вовсе не обязательно проходило безболезненно: так, св. Антоний Сийский в 1543 г. жаловался на крестьян, которые сожгли в его монастыре четыре церкви. Однако монастырская колонизация Русского Севера не идет ни в какое сравнение с освоением европейцами заморских земель, куда они в те же самые годы устремлялись в поисках быстрой наживы и где не останавливались перед истреблением аборигенов. Впрочем, монастыри основывались не только отдельными подвижниками, но и по инициативе церковных властей. Так, несколько монастырей на Кольском полуострове было основано благодаря усилиям новгородского архиепископа Макария (будущего митрополита Московского и всея Руси), развернувшего активную миссионерскую деятельность среди лопарей. Настоящим центром монастырской колонизации Вологодского края стал богатый и влиятельный Кирилло-Белозерский монастырь.

Монастыри возникали во владениях как великого князя, так и его удельных братьев (Андрея Старицкого, Семёна Калужского; можно вспомнить и основанный ранее Иосифо-Волоколамский монастырь) и служилых князей (Белёвских, Воротынских, Трубецких). При этом они служили не только благочестию их ктиторов и братии, выполняли не только хозяйственную, но и оборонительную функцию. Так, преподобный Герасим Болдинский основал близ смоленского Дорогобужа Троицкий монастырь, а неподалеку – еще три.

При Василии III внутри страны происходили важные перемены. Присоединив новые земли, необходимо было найти способы управления ими. В те времена, когда правитель не располагал регулярной армией, полицией, а бюрократия только зарождалась, эта задача была чрезвычайно актуальной, особенно для такого большого государства, как Русское.

Благовещенский собор Московского Кремля

С одной стороны, сохранялись традиционные порядки управления страной. Как уже неоднократно говорилось, государь не мог просто так покончить с удельной системой: когда Ивану III понадобилось расправиться с братьями, он прибегал к различным предлогам – их «изменам» (намерении отъехать в Литву, неучастии в очередном походе). Вместе с тем при Василии III продолжилось наступление на уделы, столь ярко проявившееся при его отце. Удельные князья сохраняли свой аппарат управления, определенную самостоятельность во внутренних делах – во всяком случае формальную. Неформально же они подвергались пристальному «присмотру» со стороны государевых людей. Яркое свидетельство этой системы – челобитная Ивана Яганова, написанная уже после смерти Василия III, в годы боярского правления. Из нее выясняется, что Яганов был «приставлен» к князю Юрию Дмитровскому для наблюдения за ним. Государеву слуге вменялось в обязанность сообщать обо всех подозрительных действиях государева брата, при этом он не нес никакой ответственности, если его сообщение не подтверждалось.