– А… – протянула Алиса, все более раздражаясь. – Ну никак не могу поверить, что вообще ничего этого не помню. Даже близко! – Она пропустила пальцы через отверстия в покрывале и сжала его обеими руками – глупо, по-детски. – Так много… всего!

– Ну-ну… – Элизабет погладила Алису по плечу, с силой скорее боксера, а не женщины, и поспешно оглянулась, как будто ждала подмоги. – Пойду-ка я все-таки поищу врача, пусть он объяснит…

Элизабет только дай проблему, а уж найти решение она всегда готова.

– Да ну, не может быть… – Из отсека рядом с ними послышался скрипучий женский смех.

– Вспоминалась, вспоминалась!

Алиса с Элизабет молча уставились друг на друга, и Алисе стало тепло от сестринской любви.

Она отпустила одеяло и не без труда спокойно положила руки на колени:

– Не уходи, пожалуйста. Скоро придет медсестра меня осмотреть, так что ты можешь спросить ее. Посиди еще, поговори со мной. Мне кажется, это меня вылечит.

Элизабет глянула на часы, бросила: «Ну, не знаю», но снова села.

Алиса поудобнее устроилась на подушках. Она подумала, не расспросить ли побольше о детях на снимке. Целых трое! Так много, просто невозможно! Но все было настолько нереально, точно в плохом кино, когда ерзаешь на сиденье и изо всех сил сдерживаешься, чтобы не расхохотаться во все горло. Лучше было расспросить о жизни Элизабет.

Элизабет сидела, склонив голову, и соскребала что-то невидимое с запястья. Алиса снова взглянула на глубокие морщины, под тяжестью которых, казалось, уголки губ сестры опустились, и от этого ее лицо стало походить на печальную гримасу. Это просто из-за возраста? И у нее, значит, рот так же опустился? Скоро такой же будет. Совсем скоро. Но дело было не столько в этом; в ней угадывалась глубокая, тяжкая печаль. Что это значит: ей не повезло с этим медведеподобным супругом? Неужели можно влюбиться в бородатого? Что за детские вопросы? Конечно можно. Даже если борода у него на редкость кустистая.

Алиса смотрела, как у Элизабет судорожно ходит горло.

– О чем ты думаешь? – спросила Алиса.

– Не знаю. – Элизабет вздрогнула, подняла глаза. – Ничего не знаю. – Она подавила зевок. – Извини… Мне совсем не скучно. Я просто устала, спала сегодня всего пару часов.

– А-а, – откликнулась Алиса.

Ей не нужно было ничего объяснять. Они с Элизабет всегда страдали от жестокой бессонницы, унаследованной от матери. После смерти отца Алиса с Элизабет нередко по целым ночам просиживали с матерью, в ночных сорочках устраивались на краешке кушетки, смотрели видео, пили шоколад «Мило», а потом спали по целым дням, пока лучи солнца бродили по тихому замершему дому.

– Что у меня с бессонницей? – спросила Алиса.

– Не знаю. Не знаю даже, есть ли сейчас она у тебя.

– Не знаешь? – озадаченно переспросила Алиса. Каждая была всегда в курсе битв другой с этим недугом. – Мы что… мы что, не разговариваем?

– Разговариваем, конечно, просто ты всегда занята детьми и прочим, так что разговоры у нас получаются недолгие.

– Занята… – повторила Алиса.

Ей это совсем не нравилось. Она никогда особенно не доверяла занятым людям; такие всегда говорят о себе: «Лечу! Спешу!» Зачем всегда спешить? Почему не приостановиться? И вообще, чем это они так заняты?

– Отлично… – произнесла она и почувствовала себя неловко.

Что-то между ней и Элизабет было не так. По временам казалось, что их держит вместе лишь натянутая дружеская вежливость, как будто они были хорошими подругами, которые просто стали реже встречаться.

Она обязательно расспросит об этом Ника. Вот что в нем было хорошо: он любил говорить о людях, изучать их, прорабатывать. Его очень интересовали всякого рода сложности во взаимоотношениях. И потом, он любил Элизабет и когда подсмеивался над ней, и когда жаловался на нее – ведь иногда она просто доставала, – он делал это совершенно как брат, и Алиса не чувствовала, что ей нужно защищаться.

Она взглянула на отлично скроенный бежевый костюм Элизабет: кажется, в две тысячи восьмом году у обеих стало получше с гардеробом.

– Ты так и пишешь для того каталога? «Тысяча мелочей», кажется?

Когда-то Элизабет писала тексты для огромного ежемесячного почтового каталога «Тысяча мелочей». Ей нужно было находить умные, убедительные слова для сотен различных товаров: от блеска для губ со вкусом банана до яйцеварки или водонепроницаемого транзистора, который можно слушать, принимая душ. Каждый месяц, получая новый каталог, члены семей зачитывали Элизабет полюбившиеся строчки. Каждый месяц Элизабет выставляла на всеобщее обозрение очередной выпуск, и никто из друзей, заходивших к ним, не мог избежать знакомства с ним.

– Ой, это когда еще было! – откликнулась Элизабет, посмотрела на Алису и слегка покачала головой, словно никогда ничего подобного не видела. – Ты точно на машине времени приехала.

– Значит, ты там больше не работаешь? – раздраженно вопросила Алиса.

Ее начинало раздражать то, что каждый ее простой вопрос натыкался на озадаченный взгляд. Что могло измениться за десять лет? Казалось, все.

– «Тысяча мелочей» теперь сайт, – пояснила Элизабет. – Я ушла оттуда лет шесть назад. Потом около четырех лет я работала в агентстве, а два года назад начала вести тренинги о секретах составления прямых почтовых рассылок. Их еще по-другому называют «макулатурой». Как ни странно, они довольно хорошо работают. По крайней мере, хватает платить по счетам. Я как раз вела свой семинар, когда Джейн позвонила и рассказала, что с тобой случилось.

– Так у тебя свой бизнес?

– Да.

– Ого! Впечатляет. Прямо-таки история успеха. Я всегда знала, что у тебя все получится. Можно как-нибудь зайти посмотреть?

– Зайти? – хмыкнула Элизабет. – Посмотреть? На меня?

– Или… я уже была у тебя. Была, да?

– Нет, Алиса, – ответила Элизабет с металлической ноткой в голосе. – Ты совсем не интересовалась моими семинарами и никогда не ходила на них.

– Ах… – смущенно сказала Алиса. – Кажется… В смысле, почему не ходила?

– Потому что ты всегда занята. – Элизабет вздохнула. – Вот почему…

Опять это «занята»!

– И потом, мне кажется, ты всю мою карьеру считала несколько… банальной.

– Банальной? – в ужасе повторила Алиса. – Я так говорила? О тебе? Такого быть не может!

Неужели она могла стать такой занудой, чтобы осуждать человека только за выбор карьеры? Она всегда гордилась Элизабет. Она была умной, она оказывалась в нужных местах, а Алиса всегда тихо стояла в стороне.

– Нет-нет, ты такого никогда не говорила. Ты, скорее всего, даже об этом не думала. Ладно, забудь…

Алиса со страхом отметила, что та, другая Алиса, которая прожила десять лет ее жизни, не слишком-то любезный человек.