— Я готов, — широко улыбнувшись, высунулся Баян.

— Ну тебя! Токмо приключений с тобой искать, — забурчали дружинники.

— Как в поле выйдешь, так окроме себя не замечаешь никого, — вставил Ивар.

— Как никого? — ухмыльнулся Зоран. — Коли девку вызволить надобно, так из портков выпрыгнет.

— Нет уж, Баян без портков страшней арабского войска, — скривилась Радмила, получив одобрительный гул дружинников.

— Тогда Умилу Демировну берите, она на девок не падкая, — надулся Баян.

— Не, у Умилы Демировны братья больно сердитые, — вклинился Ратмир, — коли ей в милость попадёшь, они тебе главу открутят.

Умила отвесила другу крепкий подзатыльник, отчего оставшиеся в волосах перья поднялись в воздух под воинский хохот.

— Ждан тоже на девок не смотрит боле, — выкрикнул кто-то из дружинников.

— Ждан по возвращению женится, — деланно приложив сомкнутые ладони к щеке, выдала Радмила, — теперича ему до других девок дела нет.

— Аки до всех нас, — загудели воины.

— Все думы о Варваре, даже в бою.

Сцепив руки в замок, Ждан молча терпел слова однополчан, глубоко в душе соглашаясь с ними.

— Знаю, кого старшим поставить надобно, — лукаво прищурился Волот.

— Тебя небось, — перебил Вятко.

— Нет, — протянул витязь. — Надобен тот, кого все мы уважаем, кого все ценим, кто никогда да никого из нас не обманул, в беде не оставил.

— Тот, кто душой за дружину радеет, — прохрипела Умила, догадываясь, о ком говорит брат, — кто первый на помощь спешит.

— Тот, у кого для каждого слово ласковое найдётся, — улыбнулась Радмила, — кто в час отчаяния друзьям дух поднять способен.

— Самый искусный воин, коий работёнки мне поменьше подкидывает, — выдал лекарь Зоран.

— Кто же то быть может? — делано скривился Годун.

— Сдержанный, требовательный, справедливый, — начиная хохотать, затараторил Валдай.

— Да красив, аки зорька красная, — подхватила Радмила.

Баровит недоверчиво покосился на подругу, на широко улыбающихся Волота с Умилой. Находиться в центре всеобщего внимания было совсем не по душе, хотелось побыстрее прекратить это веселье. Отлично понимая, что он никак не приблизит момент развязки, Баровит просто ждал, сохраняя спокойствие хотя бы внешне.

— Знаем такого, — заголосили дружинники.

— Таковой есть среди нас…

— Что ж, — прогремел воевода, велев всем замолчать, — тогда так поступим — выслушайте мои мысли, а коли по сердцу они вам придутся, то быть по сему.

— Добро, — закивали воины.

— Все вы мои ученики, — начал Демир.

— Не все, — перебил Годун.

— Ну, окроме стариков, все мои ученики, — отмахнулся от него воевода, — за каждого сердце моё по-отечески болит да за каждого радуется. Души ваши зримы мне, ведомы силы да слабости. Баян — смел да удалью одарен, токмо думы его неудержимы, аки ветер, посему за дружину ответ держать не сможет. Ждан — слишком покладист, станете с него верёвки вить. Волот аки кот — завсегда сам по себе, хоть по силе да воинскому умению уж меня перерос. Умила — сильный воин, да всё ж молода ещё…

— К тому же баба, — прохрипела омуженка, криво ухмыльнувшись.

— Да, тут можно сто раз лучшей быть, а над собой мужики главой не поставят, — насупилась Радмила.

— Так будь шеей да верти главу, куда душе угодно, — выдал Баровит, устав от пустых рассуждений.

Демир ухмыльнулся, похлопал его по плечу:

— Думается, ты вертеть собой не позволишь. Из всех витязей ты один способен думать за дружину да за каждого нести ответ. Мой лучший ученик, дорогое чадо, опора во всём.

Сжав плечи сестры, Волот зашептал на ухо:

— То в нас камень, Умилушка, не стали мы опорой тятьке.

— Ну, кто виноват, что из нас троих Баровит самый разумный? — развела руками омуженка.

— Скучный, — широко улыбнулся Волот.

— Не без того, — кивнула сестра, но, задумавшись, добавила: — Хотя Баровит не раз шёл супротив отцовской воли.

— Да всё ж не так, аки мы, — вздохнул витязь.

— Лишь в нём я могу быть уверен, — говорил воевода. — Да, быть может, то лишь кажется мне? Быть может, то любовь отцовская разум затмевает? Посему что вы думаете, сыны, что скажете на то?

— Прав во всём, батый!

— Зорька кровью доказал преданность свою!

— Верный друг, надёжный…

— Всем нам пример, — признал Баян.

— Всем нам старший брат, — кивнула Умила.

— Тебе тоже? — еле слышно спросил Баровит, буравя омуженку взглядом.

Умила не слышала слов, она прочла их по губам. Смутившись, девушка замолчала, сжала предплечье Волота.

— Быть Баровиту старшим? — прогремел Демир.

— Быть! — раздалось единым гласом.

— Тогда пируем, сыны, — улыбнулся воевода, — славно потрудившись, надобно славно отдохнуть!

Под всеобщий гул Демир обнял Баровита, похлопав по плечам, отошёл, давая возможность друзьям поздравить витязя. Обхватив Зорьку, Волот оторвал его от земли. Демир молча направился к ветхому сарайчику, который сразу себе приметил. Годы брали своё, и усталость всё чаще посещала витязя. Едва успев войти и придирчиво осмотреть скудное содержание — набросанные мешки, старые сёдла — воевода услышал шаги, а вскоре и скрип двери.

— Батый, — позвал родной голос, широкие ладони легли на плечи, — не поспешил ли ты с решением?

Обернувшись, Демир всмотрелся в обеспокоенное лицо Баровита, в светло-карюю радужку глаз. Именно этот взгляд — глубокий, с долей тревоги — пробуждал воспоминания, сладостные минуты прошлого. Тогда, казалось вечность назад, поглаживая русые волосы мальчика, жена воеводы подолгу всматривалась в маленькое личико.

— Посмотри на него, Демирушка, — прозвучал из глубин памяти голос Адели, — в очи взгляни. Аки цветочный мёд, тепло да свет от них исходит.

— Мёд, говоришь? — ухмылялся глава семейства. — Будешь медвежонком у нас. К тому же по ширине рамен ты ему не уступаешь.

Смех жены и картины минувших лет растаяли, словно снежинки на ладони. Пристально всматриваясь в медовые глаза, Демир изогнул бровь.

— Не токмо я то решил, сам ведь слышал — братья тебя старшим назвали, все.

— Батый, — убрав ладони с его плеч, Баровит отстранился, — готов ли я? Мне едва двадесятое лето стукнуло, не рановато ли старшим дружинником зваться?

— Нет, ты посмотри, — вскинув руками, фыркнул Демир, — рано ему. Мне в твоей поре князь Катайский — Радим Ярославович — уж камулскую дружину вверил. Сам он, к слову, в твои лета уж князем был. Не летами слава воинская обретается, а мудростью да силой духа. Братья боевые тебя признали старшим, то ценить ты должен.

Баровит молчал, пытаясь собрать мысли. Помявшись, витязь опустился на земляной пол, потупил взор. Демир не узнавал его, не понимал, что же может так тяготить душу. Опустившись рядом, воевода нахмурился:

— Выкладывай как есть. Я тебе не чужой, кому, аки не мне, сказать обо всём можешь?

— Батый, — шепнул витязь. Голос затерялся где-то в груди, сердце заныло. Взглянув на воеводу, Баровит заговорил: — Отец. Мне не в тягость ответ за всех держать…