Лариса попыталась рассуждать логически. Нет, этому человеку, точнее, даже не человеку, а исчадию ада, верить нельзя. Он – сын ехидны и король лжи. «Подмастерье сатаны».

Тимка не мог выжить, просто не мог! Ведь все предыдущие жертвы были убиты. Но ведь Тимка был последней из жертв Диксона. А потом сам Диксон умер, и на смену ему пришел Люблянский, который, вероятно, имел другие представления о том, что должно происходить с жертвами.

И не стоит сбрасывать со счетов то, что Тимку искали. Шерстили институт, в котором преподавал Диксон. И Люблянский, опасаясь, что так могут выйти и на него, или немедленно ликвидировал Тимку, который удерживался где-то в тайном месте, или отпустил его…

Невероятно, невероятно, невероятно… Если бы Тимка оказался на свободе, он бы – смышленый мальчик, – несмотря на весь стресс и шок, обратился в полицию, к прохожим, к кому угодно…

К кому угодно… А ведь он мог, доверившись непонятным людям, оказаться в плену других садистов.

Или… И при этой мысли Лариса едва не расплакалась прямо в присутствии Люблянского – или тот отдал ее сына кому-то из своих «единомышленников». Ведь если у Диксона был один подмастерье, то почему бы не быть второму – или даже целому сонму приспешников?

При мысли, что Тимка оказался в руках подобных личностей, Лариса вдруг подумала, что, возможно, было бы все же лучше, чтобы сын умер.

Нет, таких мыслей она не могла допускать. Не имела права. Какая же она после этого мать?

Но если так, то что же пришлось ее кровиночке пережить за девять лет мучений? Нет, если уж исходить из концепции чуда, не пришлось ему ничего переживать! Он не обязательно попал к монстрам, ведь есть и добрые или – в отличие от монстров – хотя бы нормальные люди!

Которым он стал любимым сыном. Или внуком. Или, или, или…

Только почему Тимка тогда не объявился? Впрочем, он мог потерять память… И до сих пор не вспомнить, кем был раньше, и жить новой, счастливой жизнью, в которой нет места ей, его матери, но и моменту похищения и истязаниям со стороны Диксона и Люблянского.

Это был бы идеальный вариант.

Или он мог стать инвалидом… Например, его сбила машина, когда он убежал из расположенного в лесу бункера, где убийцы содержали похищенных детей. И оказался прикованным к инвалидной коляске или даже к медицинским приборам…

Это была бы далеко не идеальная, но все равно чудная – от «чудо» – вероятность развития событий.

Наконец, он мог оказаться в другой стране – или в глухом уголке России, там, откуда он не мог подать весточку.

Это была бы трагическая перспектива, но все же бесконечно более желанная, чем гибель Тимки девять лет назад.

Или… Или… Или…

– И не говорите мне, что вы не надеетесь! – усмехнулся Люблянский. – Вы мне не доверяете, что правильно, вы думаете, я пытаюсь вас надуть, что ошибочно. Но мне нет необходимости лгать вам. А если даже есть, то какая вам разница? Ведь это так заманчиво – обрести сына. Причем не мертвого, а живого!

Он походил на змия-искусителя и был одновременно омерзителен и притягателен.

– Тогда скажите, как мне его найти! – выпалила Лариса.

Люблянский пожал плечами:

– Вы думаете о себе, но кто же подумает обо мне, Лариса? Да, мне есть что рассказать вам, но вы ведь сами виноваты, что наше время почти истекло. Осталась пара минут, а их не хватит, чтобы рассказать все, что вас интересует.

Он был прав – час пролетел незаметно и свидание должно было вот-вот завершиться.

– Я приду к вам завтра… – начала Лариса, но банкир перебил ее:

– Да, не сомневаюсь, что вы в состоянии пробить второе свидание. Но отчего вы решили, что мне нравится вести с вами беседу здесь?

– А где же еще? – спросила Лариса, не понимая, к чему он клонит.

Люблянский опять усмехнулся:

– Ну, например, в некогда принадлежавшем мне ресторане «Луи-Филипп».

Конечно, ведь эксцентричный банкир мнил себя великим ресторатором! И в самом деле имел заведение в самом центре столицы. Правда, закрывшееся после его ареста.

– Вы же знаете, что ресторан закрыт. И что его скоро пустят с молотка в уплату ваших миллиардных долгов. И вообще, вы находитесь под следствием! О каком визите в ресторан может идти речь!

Послышалось лязганье открываемого замка. Время закончилось.

Люблянский поднялся и произнес:

– Не путайте одно с другим, Лариса. То, что ресторан закрыт, не мешает посетить его и насладиться эксклюзивным ужином – при свечах, суши и шампанском. И в компании прелестной дамы. Такой, как вы. Если вы не в курсе, у меня второго декабря день рождения. Как-никак сорок пять. Повод весомый. Так что организуйте мне незабываемый ужин в «Луи-Филиппе». Скажем, в десять вечера.

Появились люди в форме. Лариса ошеломленно смотрела, как они надевают на банкира наручники. Один из них, увидев пятна крови, поинтересовался, что произошло.

– Дамочка жуть какая пылкая, – усмехнулся Люблянский, – и такая страстная!

Лариса вышла из комнаты, наблюдая за тем, как его уводят. А он громко произнес:

– Вот такой я хочу себе подарок на день рождения! Выполните – и я вам тоже сделаю подарок, такой, что закачаетесь. И помните о Тимыче, Лариса…

Он даже был в курсе, какое у сына было прозвище. Банкир Люблянский в самом деле обладал феноменальной памятью. И был кладезем невероятной информации.

Например, о том, что ее сын Тимыч все еще жив…

– Лариса, ты что, заснула? – привел ее в чувство голос шефа, который – с модной бородой, лысиной и очками в замысловатой оправе – взирал на нее с плазменного экрана.

Лариса налила себе воды, стараясь выиграть время и надеясь, что соберется с мыслями и вспомнит хоть какие-то прогнозы относительно четырех сделок, о которых шла речь на совещании.

Но не вспомнила.

Внезапно раздался низкий голос, начавший бойко сыпать цифрами и перечислять плюсы и минусы всех четырех сделок.

Лариса увидела молодого темноволосого смазливого типа, аналитика, который работал в головном офисе холдинга от силы три месяца. Она даже не помнила, как его зовут. Виталик? Или, может быть, Валерик?

В голову лезли только глупые фразочки, которыми обменивались молодые сотрудницы в туалете, сплетничая о том, какой этот самый Виталик (или Валерик) очаровашка и наверняка в постели о-го-го. Впрочем, заметив появившуюся грозную начальницу, они тушевались и немедленно замолкали, но с тех пор Лариса отчего-то невзлюбила этого слащавого типа, решив, что зря девицы по нему сохнут: судя по его утянутому костюмчику и узенькому клетчатому дизайнерскому галстучку, он отдает предпочтение таким же, как он сам, самоуверенным и напомаженным недомужчинкам из разряда офисного планктона.