Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее взяли во дворец в юном возрасте, в самом нижнем пятом классе наложниц, коих именовали «драгоценными людьми». Будучи умной и сообразительной девочкой, она подружилась с императрицей Цыань, которая была на год младше и спасла ее от подлитого в бокал яда. И тем завоевала ее полное доверие — и когда император решил завести наследника престола, то бесплодная супруга выбрала ему Цыси, которая через положенный природой срок и родила мальчика, названного Цзайчунь. Хотя ходили слухи, что ребенок рожден простой служанкой Цуин, был отобран предприимчивыми женщинами, а несчастная бесследно сгинула, прикопанная в парке.
Рождение наследника резко подняло статус Цыси — она перешла в ранг «драгоценных наложниц», выше которого была только законная императрица. Но так ведь власть можно получить не напрямую, а опосредованно, тем более дряхлеющий от неумеренных излишеств и обилия доступных женщин император, едва дожил до тридцати лет, но успел «передать» в руки любимой наложницы государственную печать.
Вроде бы безделушка, но если ее умело применить, то добиться можно многого. Дело в том, что три сановника из восьми членов Регентского Совета требовали смерти Цыси и она была неизбежна. Но опять же — ритуал и церемонии нужно постоянно соблюдать, как и строгую документацию — на таких указах, пусть уже подписанных умирающим императором, должна стоять печать, без этого никак, не действительна даже последняя «воля» монарха. А печать как раз была у Цыси, и ставить ее на собственный приговор, она, понятное дело, не желала.
Зато жаждала крови сановника Сушуня, что заварил всю «кашу» — и тот вскоре был казнен по воле Регентского Совета — все официально — и указ написан вдовствующей императрицей, и печать к нему приложена…
карикатура на двуличие императрицы Цыси
Глава 14
— Еще немного, еще, — адмирал Алексеев бормотал себе под нос, не обращая внимания на текущую со лба кровь. Шестидюймовая броня рубки чудом выдержала попадание восьмидюймового снаряда, пущенного напоследок «Ивате» — но от страшного сотрясения многие в рубке попадали, в том числе и Евгений Иванович, раскроив кожу на лбу об какую-то железку. Впрочем, возможно скользнул по коже и осколок, залетевший в рубку — рулевой был поражен в грудь, а флаг-офицер в плечо — обоих уже отнесли на перевязку. Там, под броневой палубой для раненых намного безопаснее, чем в кают-компании, которая изначально, кем-то из умников под «шпицем», планировалась под перевязочную. А сейчас там кромешный ад — все разнесло попаданием 203 мм снаряда, а потом выжгло разорвавшийся шимозой. Так что вовремя он прислушался к советам генерала Фока, пусть и не моряка, но сообразившего, что к чему.
Сражение продолжалось с прежним ожесточением, хотя все участники выглядели скверно. Добить «Токиву» не удалось — горящий крейсер удалялся, и приходилось только гадать, выживет ли этот гаденыш, или нет, а о том, чтобы драться, речь уже не шла. С такими повреждениями в док торопиться надо, плохо что на море волнения сильного нет — японские корабли по мореходности были хуже русских, но такова плата за низкий борт, который позволял усилить защиту.
А вот еле ползущую «Асаму» еще можно утопить, вот только как это сделать Алексеев не представлял. «Идзумо» и «Ивате» снова встали на пути, насмерть сражаясь за свою «товарку». «Пересвет» с «Победой» и «Баяном» наседали на противника, благо скорости в бою сравнялись — ход всех кораблей упал до 12–13 узлов, лавинообразно росли повреждения, а уменьшившиеся от потерь команды почти лишились сил. Но русские офицеры и матросы самоотверженно сражались — вид тяжело поврежденных вражеских кораблей всегда придает команде сил.
— Добить надо, добить! Обязательно! И догнать «Токиву»!
Трое на двое, если не считать горящую «Асаму». Победитель «Варяга» в бою при Чемульпо выглядел жутко — промахи по практически стоящему противнику становились редкими. Вирен на «Баяне» вошел в раж, крейсер вел ожесточенную стрельбу, не жалея снарядов. На нем, к удивлению Алексеева стреляла одна восьмидюймовая пушка, дополнительно установленная за четвертой трубой. А вот обе башни были заклинены, уставив в небо задранные 203 мм стволы. Зато казематные шестидюймовки были целыми, но обе дополнительно установленные за легкими щитами 152 мм пушки Канэ давно прекратили стрелять.
Вот такие кунштюки в бою бывают!
«Богатырь» как четверть часа вышел из боя, и, заковыляв, отправился к норду. Стемман мог это сделать только в одном случае — если повреждения его корабля стали критическими. Но молодец, что тут скажешь — сражаться целый час против «Асамы» один на один дорогого стоит. А ведь поясной брони на нем нет, хотя защищен в целом, благодаря немцам, неплохо, потому столь долго и продержался.
— Ничего, еще немного и мы их додавим!
— Сюда идут броненосцы Того, ваше высокопревосходительство, — негромко произнес Витгефт, и Алексеев тут же прижал к глазам бинокль. Увиденное ему сильно не понравилось — пять русских броненосцев сражались против четырех японских, но бой был абсолютно равным, даже с перевесом в пользу врага, уж больно скверно выглядел горящий «Ретвизан». А это плохо, нужно немедленно выводить его из боя.
— Поднять приказ Шенсновичу! Пусть выходит из боя и следует к «Богатырю» — вдвоем они смогут отбиться, если что не так пойдет!
Прошло несколько томительных минут, пока на «Ретвизане» разобрали сигнал — броненосец стал медленно выкатываться из строя. И если горделивый поляк это сделал, то значит, на корабле действительно опасная ситуация. А без приказа вряд ли бы Шенснович вышел из боя, не тот он человек, сражался бы до конца сражения, или собственной гибели.
Колонны броненосцев сближались — Того явно не хотел, чтобы русские добили «Асаму». Четыре японских корабля шли медленно, но стреляли размеренно, словно не было на них никаких повреждений, а команды совершенно не устали в долгом бою.
На какое-то мгновение накатил липкий страх — как их одолеть Евгений Иванович не представлял. Ведь в майском бою та же «Сикисима» уверенно дралась против «Севастополя» и «Полтавы»,