– Здесь? – я готова расплакаться, мне очень жалко маму, но спросить, что случилось, я опять не осмеливаюсь. Вдруг она скажет мне что-то страшное.

– Здесь. Он приедет электричкой на одиннадцать и заберёт тебя из школы, – мама смотрит в телевизор, там идёт немой мультик про крота.

– А когда тебя выпишут? – я чувствую, как дрожит у меня голос, и как щекам льются слёзы.

Мама поворачивается, и её взгляд становится тёплым.

– Скоро, очень скоро, не переживай.

Я иду в школу, а мама в розовом халате провожает меня до дверей. Поверх халата на пояснице у неё намотан платок. Чёрный, с красными цветами. Бабушка заматывает им ведёрко с яйцами и передаёт нам в город.

Я сижу на уроке, и посматриваю на белую дверь. Вот прямо чувствую, что сейчас кто-то придёт. Только бы не медсестра. Я никогда не забуду день, когда она, громко постучавшись, вошла прямо на математике, и, водя ручкой по своему блокнотику, произнесла три фамилии, включая мою. В тот день мне в первый раз в жизни делали прививку под лопатку.

«Только комарик укусит», – говорила медичка и трясла перед моим носом полинялым резиновым поросёнком. Мне тогда показалось, что моя спина съёжилась и стала толстая. Так бывает в ноге, когда её пересидишь. Интересно, маме тоже будут делать уколы в спину?

Дедушка не стучался в дверь, он ждал меня в коридоре. Я знала-знала, что он здесь! Я чувствовала это весь урок.

– Еле нашёл тебя, – улыбается он, – зашёл в соседнюю школу, нашёл третий Е, а мне говорят «не учится у нас такая».

– Да ты же в двадцать вторую ходил, – смеюсь я, – она точно как наша, только полоски на ней синие. Ты что не отличил полоски?

Я безумно рада видеть дедушку. И даже не страшно то, что мама в больнице.

– Положили? – спрашиваю я в раздевалке, разыскивая свою шубу под толщей чужих вещей на крючках.

– Положили, – вздыхает дедушка, – так что сейчас едем в деревню.

– В деревню?! – я подпрыгиваю на месте, – А школа?

– Походишь пока в нашу, – дедушка смотрит на часы, – Электричка в шестнадцать сорок. Едем сразу на вокзал.

Я не верю своему счастью.

– А долго я там буду?

– Думаю, как раз до зимних каникул, – отвечает дедушка, – У мамы остеохондроз, месяц будут лечить.

Вот здорово, сегодня двадцатое декабря, вспоминаю я надпись на доске, поверх строчки «Классная работа». А третья четверть начинается после нового года. И слово «Остеохондроз», такое красивое и совсем не страшное.

– До января, – машу я Инке Воронцовой, – Я буду учиться в деревне.

– До января, – Инка грызёт баранку и завидует мне.

О том, что я месяц поучусь в деревне, дедушка договорился как-то быстро и без проблем. Хотя мама говорила, что переводить ребёнка в другую школу – очень сложное дело. Ещё по дороге с автобуса, мы встретили директора, точнее директоршу. Она была в платке и мужских сапогах. Как должны выглядеть директора школ я не знаю, в городе я ни разу не встречалась с ним. Директором пугали хулиганов, но на деле, по-моему, туда никогда никого не отводили. Один раз разъярённая Валентина Ивановна повела куда-то Женьку Мишустина, а когда мы вышли на перемену, он сидел на подоконнике живой, невредимый и даже смеялся.

– Где ты был? – спрашивали его мальчишки.

– У директора морковку ел, – закатывался Женька. Было видно, что он очень доволен собой.

Я не знаю, была ли про история про морковку шуткой, и где на самом деле весь урок пропадал Женька, но директора всегда принято бояться. А эту деревенскую тётю в платке я не боялась, и она мне нравилась. Такая обычная, с ведром. Простая и уютная, как, впрочем, и всё в деревне.

– Ну, приходи, приходи, – дружелюбно сказала она мне, – Портфель-то у тебя есть?

Портфель-ранец со светофором на коричневой, сделанной под крокодила, коже, висел у меня на спине. Я покрутилась, демонстрируя его директорше.

– Какая шуба у тебя красивая, – она оценила не только ранец.

– Это дедушка с бабушкой мне шили, ещё в четыре года, – радостно отозвалась я. Шуба была моей гордостью. Все очень удивлялись, когда узнавали её историю.

– А что? – как взрослая пожимала тогда я плечами, – Всего-то пять лет прошло.

В свои девять лет я выгляжу на все двенадцать. Римка, которая уже в пятом классе, мне по плечо. На физкультуре я стою сразу после Димы-Длинного. Всё это не очень приятно, поэтому я хвастаюсь своей шубой, как доказательством того, что я всё же ещё маленькая. Выросла я как-то незаметно для себя. Просто глянула в зеркало, висящее на стене, и увидела там своё отражение по пояс. А, казалось, только вчера, в нём была видна моя макушка а, если встать на носочки, глаза. Зато сейчас шуба приняла на мне нормальный вид, она уже не волочится по земле, как раньше, а красиво открывает колени. Бабушка не довольна, а мне нравится, когда одежда короткая. В длинном ходят только взрослые тётки. А рукава шубы и вовсе надшили новым мехом. Получились серые манжеты почти от локтей. Но об это я никому не рассказываю.

В общем, знакомство с директором школы было приятным.

– Её ты тоже учил? – спросила я у дедушки, когда мы отошли.

– А как же, – дедушка улыбался.

Это было вчера вечером. А сегодня мне предстоит быть в роли новенькой. Больше всего мне приятна мысль о том, как удивится и обрадуется Маринка. Вчера мы приехали уже по темноте, и подруга вряд ли могла увидеть меня в окно.

Я сижу на стуле, рассматривая коврик с оленем над кроватью. От него веет каким-то спокойствием и уютом. «Это тебе не Мона Лиза», – думаю я. Здесь в деревне вообще всё по-другому. Даже косички бабушка плетёт не больно и не торопясь. К тому же она разрешила мне сидеть во время плетения. Даже заставила сидеть. И стул сама принесла. Мама всегда плетёт мне косу на бегу, больно цепляя волосы.

И позавтракала я сегодня не булкой с чаем, как обычно утром, а, как полагается, толчёнкой с квашеной капустой, солёными помидорами и яичком. Одеваюсь я медленно, ведь никто не подгоняет. Между делом успеваю перегладить всех кошек и нарисовать девочку с санками.

Со двора выходим вдвоём с дедушкой. На улице уже стоит Маринка в коричневой искусственной шубе с капюшоном, и в красном шарфе на пол-лица.

– Здрасте, – скромно здоровается она с дедушкой.

– А я буду у вас учиться, – кричу я восторженно. Я всё утро ждала этого момента.

– Я знаю, мне вчера моя бабушка сказала, – спокойно говорит подруга, шарф мешает Маринке радоваться и разговаривать. К тому же она стесняется дедушку.

Вот в деревне всегда так, все всё знают раньше чем надо.

Дедушка идёт впереди по свежевыпавшему снегу, оставляя следы: два больших от сапог и один круглый от железной коричневой палки. На улице ни души. Из-за заборов хат слышны голоса людей и лай собак. Мороз пощипывает щеки, и воздух свежий-свежий.