Чем дольше он глядел, тем больше замечал страшилищ – словно в какой головоломке. Казалось, фигуры подходят к стене и глядят, стоя полукругом метрах в двадцати у ворот. И все навязчиво вызывали в памяти фигуры с полотен Босха. Те самые карикатурные черты, тот самый садистский сюрреализм, только без устойчивых форм. Они постоянно росли, менялись, пульсировали. На его глазах крупная жабоголовая тварь внезапно вытянулась, распрямила худые ноги, после чего согнула удлиненное туловище, сложила под ним шипастые конечности и приподняла треугольную голову с лицом Дейрдре, Дейрдре Маллиган из Дерри, с большими, открытыми змеиными глазами и развевающейся гривой – словно клубком раскаленных проволок. Он увидел пару грудей, щелкающих зубами, и вздрогнул.

Как наркотический приход, подумал он. Этот проклятущий туман – галлюциноген.

Тварей он видел только в инфракрасном. Они ничего не делали. Просто стояли и смотрели.

Смотрели на лапу, повешенную на воротах.

Драккайнен потряс головой и взглянул нормально, без разницы температур, при усиленной подсветке.

– Видишь что-то? – спросил стражник.

– Туман, – это была правда.

Он снова видел только туман.

* * *

Проснулся он внезапно, погруженный в душную темень бани и душный запах угасшего очага. Проснулся и вслушался. Не сел – просто приоткрыл веки и медленно передвинул руку, чтобы нащупать рукоять меча. В бане не было окон, а свет, падающий сквозь дымоход, был слишком слаб, даже под усилением. Он взглянул в перепаде температур, но и так чувствовал, что комнатушка пуста. Это было нечто снаружи.

Он плавным, бесшумным движением откинул одеяло и соскользнул с помоста, на котором расстелил постель.

Снаружи тихо, успокаивающе шелестел дождь. Слышались неторопливые шаги тяжелых сапог стражника. Стукнуло древко. Мягкий, слабый отзвук растираемых мокрых, замерзших ладоней. Где-то поблизости улавливалось легкое дыхание: через нос, медленное, но ведь любое дыхание – звук. Легкий шелест одежды. Плеск грязи.

Он почувствовал мурашки на руках. Гиперадреналин. Сконцентрировался, придержал приходящее ускорение. Процесс можно задержать, но на это требуется несколько секунд. Последнее, что ему было нужно сейчас, это метаться по бане, словно нетопырь в клетке, сокрушая все вокруг.

«Единственное твое оружие – мозг, – говорил Левиссон. – Не мышцы, не меч, но мозг. Не будет как в фильмах. Тебя частенько подловят или захватят врасплох. Потеряешь оружие или не успеешь его выхватить. Узнаешь вкус паники, поражения, усталости от боя. Помни: гибнут, главным образом, те, кто перестал думать. Кто поддался. Опустил руки. Никогда не переставай планировать. Ни на секунду. Все – оружие. Крик, обморок, призыв о помощи, ложка или кусок тряпки. Любое выживание – торжество импровизации».

Спокойным движением он вытянул меч из ножен и глянул в треугольный вырез одного из дымоходов. Незакрытое пространство под крышей, слишком маленькое, чтобы там уместился человек. Снаружи снова раздался плеск грязи. Кто-то вступил в лужу.

Он огляделся снова. Погасшая лампа. Куча скарба в углу. Помост с расстеленной постелью. Каменный очаг. Все может стать оружием.

В щели двери появилось узкое острие ножа и начало приподнимать оборотную деревянную щеколду. Легонько. Так, чтобы та вышла из крюка, но не вывернулась в другую сторону. А потом хватило бы надавить на дверь. Завесы из кожаных ремней не должны скрипнуть.

Пришелец скользнул внутрь, прикрыв за собой дверь. А потом бесшумно стал красться к помосту, на котором покоилась скорченная фигура, прикрытая одеялом. В бане было совершенно темно, потому пришелец не мог увидеть Драккайна, стоящего над дверью, на косяке, прилегающем к стене. Вуко же видно было достаточно. Сунул клинок меча тупой стороной между зубов и, вытянув руки вперед, прыгнул. Все – в тишине.

Драккайнен ударил ладонями в стропила, кинул тело вниз, приземляясь на пол, после чего одним движением сунул руку под мышку пришельца, хватая его за горло, и, стиснув сонную артерию у самой трахеи, схватил меч. Подбил колени нападавшего, опрокидывая его на себя. Повернутое вниз острие коснулось сонной артерии. Теперь хватило бы одного движения.

Короткого.

Но острие не сдвинулось.

– Сейчас я тебя отпущу, – выдохнул Драккайнен ласково. – Но, если попробуешь крикнуть или я почувствую, что твой живот напрягается, перережу тебе дыхательное горло. Не сумеешь даже пикнуть… моя госпожа.

Отпустил ее.

Королева минутку кашляла и растирала горло, стоя перед ним на коленях и с опущенной головой.

Он поднял нож, который она выпустила. Узкий, не слишком длинный. Шило. Пробьет почти всякую одежду и войдет достаточно глубоко, но не оставит много следов. Оружие тайного убийцы.

Она пыталась что-то сказать, но снова закашлялась. Он зачерпнул кубком в ведре с водой, подал ей.

– Он говорил, что придешь. Говорил, что за ним придут другие. Я сразу тебя узнала. У тебя нет святых глаз, как у него, но ты – такой же. Высокий, со странным лицом. Я знала, что ты – тоже сын богов. Он точно так же сидел и смотрел. Так, словно все знал наперед. Я ждала, когда ты придешь. И ты пришел. Принеся руку моего сына.

Драккайнен остолбенел.

Надлежало задать один из миллиона вопросов, которые пришли ему в голову, но он не знал, какой именно.

Она дернула застежку, и обнимающие ее меха пали на землю. Королева задрала платье и легла на спину на краю помоста, широко разводя ноги. Протянула к нему руки:

– Возьми меня.

– Ты хотела меня убить.

– С той поры, как он ушел, я каждые девять месяцев рождаю дитя, хотя не хожу в тяжести. Я боюсь. Старуха приказывает вынашивать их втайне. В лес. В холодный туман, чтобы они умирали. Но они возвращаются. Идут к своему отцу. Однажды они отомстят мне и заберут с собой. Я принадлежу ему. Не хочу, чтобы все закончилось. Возьми меня, хочу родить больше детей холодного тумана. Однажды старуха меня убьет. Столько лет она притворялась Знающей, и только он показал, чего она стоит на самом деле.

«Что ван Дикен здесь наделал?» – с отчаянием подумал Драккайнен. Превосходно. Ему было интересно, сколько людей в истории, попав в аналогичную ситуацию, смогли воскликнуть перед смертью: «Король, это не то, что ты подумал!»

– Ты должен ему заплатить. Дай мне ребенка взамен того, которого убил.

– У тебя был ребенок с ван Дикеном?

– С кем?

– Песенник с рыбьими глазами. Это он приказал тебе меня убить?

– У меня было с ним множество детей. И множество – еще будет. С ним и с тобой. А назывался он Акен.

Акен. Иеронимус ван Акен, прозываемый Босхом.

И дети холодного тумана. Рождаемые без беременности и уносимые в лес.

Ясно.

Темнота бани скрывала эти отталкивающие мелкие отличия. Узкие крылья носа. Наполненные чернотой коровьи глаза. Волосы, растущие на загривке и в верхней части плеч, словно конская грива. Продолговатые уши. И прочие подробности, благодаря которым она казалась нечеловеком. В темноте же она была просто женщина. У нее были холодные руки и мокрые стопы.