– А баба Настя?

– Это другое. Кстати, надо бы смотаться к ней в выходные, проведать. – Женька усадил ее за стол, поставил приборы, вынул из холодильника блюдо с роллами и салат. – Суп же ты не будешь?

– Не хочу. А сок есть какой-нибудь?

– Только гранатовый.

Марина поморщилась: резкий вкус гранатового сока отбивал все ощущения после роллов, и она предпочитала его не пить, но Женька настаивал, говоря, что с ее бледным видом нужно делать это постоянно. Приходилось подчиняться и выпивать стакан залпом – иначе не выходило, организм отказывался принимать сей полезный продукт. Рука вдруг дрогнула, и несколько капель ярко– красной жидкости потекли по подбородку.

– Как кровь, – пробормотал Женька, протягивая салфетку.

– Страшно?

– Нет. Даже красиво. Тебе, Маринка, все идет, даже то, что другим хуже ножа. Почему ты у меня такая? – Женька осторожно убрал челку с ее лба, пробежал пальцами по щеке.

– Какая? – она перехватила его руку, сплела свои пальцы и его, вонзив длинные ногти в тыльную сторону, прямо в синюю пантеру.

– Моя. Ведь ты моя, Коваль? – он требовательно взглянул ей в глаза.

– Теперь, видимо, да, – вздохнула она, пытаясь освободить руку, но Женька не дал.

– Почему – видимо?

– Жень, я только сейчас начинаю осознавать, что Егора нет больше, – призналась Марина тихо, глядя на стол перед собой. – И что уже никогда не будет, что не произойдет как тогда, на Кипре, помнишь? Он не воскреснет уже, пусть и с другим лицом, с другим именем. Я все отдала бы за это, Женька... за то, чтобы он был жив... Я знаю, тебе неприятно это слышать, но это правда, никуда от нее не денешься.

Хохол молча сгреб ее в охапку и понес в спальню, опустил на кровать и сам лег рядом, обняв:

– Котенок, я ж не дурак, я все понимаю, – сказал он абсолютно спокойно и не зло. – Он был твоим мужем, он любил тебя так, как мне вряд ли суметь. Но я и не пытаюсь заменить тебе его, я хочу быть самим собой, хочу быть нужным тебе таким, как есть.

Марина прижалась к его боку, спрятав лицо где-то под мышкой. Он все правильно сказал, она и сама это знала, и ей было жаль Хохла: неглупый мужик, он прекрасно понимал, что никому в мире не под силу заменить Коваль погибшего Егора. Подсознательно она всегда стремилась найти себе мужчину, способного заменить отца, которого у нее не было, и Егор, будучи старше на четырнадцать лет, справлялся с этим блестяще.

Он относился к ней как к позднему, а потому избалованному донельзя ребенку, прощал и позволял такое, чего ни один другой мужчина не простил бы и не понял ни при каких условиях. Хохол, конечно, по мере сил тоже старался не обращать внимания на многие ее привычки и причуды, но они с Егором были настолько разными людьми...

Если Малыш закрывал глаза на многое, то Хохол мог прицепиться к мелочи, сделать из этого вселенскую трагедию. Их отношения превратились в какую-то маниакальную привязанность, когда порой и вместе невозможно, и врозь так трудно, что хочется выть волком. Причем Марина ощущала это так же сильно, как и Женька. Сколько раз ей хотелось послать его подальше, просто выгнать и больше не пускать обратно... но проходило время, и она понимала, что не выживет одна, без него.

Телефонная трель заставила вздрогнуть и Коваль, и расслабленно лежащего рядом Женьку. Это был Маринин мобильный, но номер на дисплее ни о чем не говорил.

– Не отвечай, – прошептал Хохол, снова прижимая ее к себе, но Марина решила все же узнать, кто это.

– Алло.

– Марина Викторовна Коваль? – официально произнес мужской голос.

– Да, это я.

– Я вынужден сообщить вам, что час назад на северной объездной дороге при взрыве машины погиб ваш телохранитель Евгений Влащенко.

– Кто? – не сразу поняла она.

– Ваш телохранитель.

Марина опустила на одеяло жалобно попискивающую гудками отбоя трубку и растерянно посмотрела на Женьку. Тот приподнялся на локте и поинтересовался:

– Ну, и кто звонил?

– Я вообще ничего не понимаю... – проговорила она, отключая телефон. – Какой-то черт сказал мне, что час назад ты погиб на северной объездной... – И вот тут-то до нее дошло, что случилось...

Коваль, словно уколовшись иглой, вскочила с постели, заметалась по спальне, матерясь во весь голос. Удивленный до немоты Хохол продолжал лежать, успевая только крутить головой направо– налево, в такт ее передвижениям по комнате. Привести Марину в такое возбуждение могла только из ряда вон выходящая новость, касающаяся ее лично либо кого-то из ее близких. Фраза о собственной гибели прошла мимо Женькиных ушей, он даже внимания не обратил на это. А Марина все продолжала метать молнии, и это уже начало напрягать Хохла. Наконец она остановилась прямо перед ним и проорала в самое лицо:

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что Грищук был прав на все сто?! И что это просто случайность, что вместо тебя сегодня погиб Сева?! Потому что все знают, кто ездит на «навигаторе»?! Ты понимаешь, что могло произойти, если бы ты сам поехал на сервис?!

Хохол дернул ее за руку, усаживая на колени, прижался лицом к груди и проговорил виновато:

– Маришка... гадом буду – был не прав. Черт, Севку жалко...

– Жалко... – в унисон повторила Марина, успокаиваясь немного. – Надеюсь, больше ты не станешь лезть на рожон, мой дорогой? Понимаешь теперь?

Он промолчал, но Коваль видела, какое впечатление произвела на него эта информация, хотя Хохол изо всех сил старался не подать вида.

– Теперь малец наш остался без охранника, – глуховато проговорил Женька. – Черт, подставил я Севку...

– Не казнись. Найдем виновного – накажем так, чтоб другим неповадно было, – мрачно пообещала Марина, прекрасно понимая, о чем сейчас говорит Женька.

Сева был, пожалуй, единственным человеком в ее охране, кому она могла без боязни доверить сына. Спокойный, надежный и невозмутимый, он сумел удивительно быстро найти общий язык с непоседливым мальчиком, мог играть с ним на равных, катал на санках... И вот теперь его не стало, и как Егорка воспримет отсутствие дяди Севы, неизвестно. Но что же все-таки случилось, как именно погиб охранник? Нужно позвонить Грищуку и узнать, а сил нет – все эмоции выплеснулись на голову Хохла. Но то облегчение, которое Марина испытала, увидев его дома, было несравнимо ни с чем. Он жив – и важнее этого ничего быть не может.

– Женька, я тебя прошу: не заставляй ты меня волноваться еще и за тебя. – Коваль взглянула в его глазищи и увидела в них выражение покорности – в кои-то веки...

– Да ты сама-то не подставлялась бы, – он прижал ее к себе. – У меня минуты нет спокойной, когда ты в город уезжаешь, я боюсь к телефону подходить, чтобы только не услышать какую-нибудь жуткую новость. Знаешь, мне было бы легче, если бы ты уехала куда-нибудь, – признался он вдруг, заглядывая ей в глаза. – Котенок, может, поедешь к бабке? Я понимаю, это не Англия и не Кипр, но ведь там вполне можно немного пожить, отдохнуть? Мариша, подумай...