Тимур повернулся к Динке, и ее охватило чувство, будто она попала в капкан, уже и охотники на подходе, а ей никак не вырваться.

— Тимур, не размажь помаду, — прошептала, но тот словно не слышал, захватил ее как пленницу, разве что руки за спину не заломил, и впился в губы, ясно давая понять, что если этот брак и фиктивный, то исключительно с ее стороны. Динка крепко сжала зубы, не впуская его, и это невидимое противостояние продолжалось, казалось, целую вечность. К счастью, тамада объявила танец новобрачных.

Тимур обнимал ее в танце, а Динке казалось, его руки обжигают ей кожу даже сквозь ткань. Как бы решение изображать счастливую невесту на свадьбе сегодняшней ночью не вылезло ей боком, хоть и со счастьем тоже как-то получалось не очень.

Следующий танец танцевали свидетели, а Динка в объятиях Тимура снова держала глухую оборону после очередного «Горько!»

— Диночка, позволь мне тебя поцеловать, почему ты упираешься? — шептал Тимур, поправляя ей фату.

— Они все смотрят, Тимур! Я так не могу!

— Но это же наша свадьба, Дина, ты моя жена. Пусть смотрят.

Уже окончательно стало ясно, что фиктивным брак будет только для нее. И пока Динка думала о том, где бы ей взять еще один замок и повесить на дверь в свою комнату, тамада объявила танец новобрачных и свидетелей. И перед ней словно бездна разверзлась, когда увидела перед собой гладкую черную и сумасшедше дорогую ткань костюма, который она лично совсем недавно выбирала в бутике у Милы для их свадьбы. Выходит, Макс свой костюм тоже забрал?

Сразу инстинктивно отшатнулась от протянутой руки, но затем вдохнула и вложила в его ладонь свою, затянутую кружевной митенкой, другая рука легла ей на лопатку, Тимур вывел на середину зала Маргариту, и полилась музыка. И у Динки подкосились ноги.

Она упала бы, если бы Максим не подхватил, а с нее словно кожу содрали живьем, так болезненны были эти прикосновения. И эта музыка. Вальс Доги. Она не выдержала, подняла глаза и натолкнулась на пустой, ничего не выражающий взгляд. Опустила ресницы и услышала тихое «раз-два-три, раз-два-три», ноги сами послушно подстроились к заданному темпу, и они заскользили по паркету под восхищенный шепот гостей.

Скрипки визгливо стонали, словно кто-то настойчиво тер по стеклу наждачкой, скребками царапали прямо по сердцу, и Динка, как ни вслушивалась, не могла разобрать мелодию за этими плачущими, выворачивающими наизнанку душу звуками. А потом Максим начал кружиться, и она ухватилась за него, чувствуя, что теряет опору, а он крепче сжал руки, и тогда Динка набралась храбрости и снова подняла взгляд. И чуть не закричала.

В его глазах было столько боли, что она едва не остановилась, но он удержал ее, заставляя делать полный оборот на каждое «раз», и Дина, оглушенная, продолжала смотреть на Макса. Как эта музыка могла раньше казаться ей торжественной и печальной? Разве она не слышала, что в каждом звуке, в каждом аккорде сквозит обреченность?

Дина не выдержала, разлепила непослушные губы и беззвучно прошептала:

— Почему?

И так же по губам прочитала ответ:

— Молчи, Дина…

Скрипки продолжали визжать и стенать, терзая смычками не струны, а ее запредельно натянутые нервы, наматывали на колышки оголенные окончания, и когда музыка достигла пика, она не выдержала, зажмурилась и закрыла руками уши.

Но Максим снова не дал ей остановиться, одной рукой прижал к себе, а вторую переплел со своей, и она изо всех сил впилась ногтями в его ладонь. Шпильки полетели в разные стороны, волосы тяжелой волной упали на спину, свободной рукой Динка сорвала фату и отбросила подальше, а сама схватилась за его затылок.

Они неслись по кругу, проворачиваясь на каждую сильную долю, Динкины волосы взметались на каждом повороте, и со стороны это наверняка выглядело красиво. А они неотрывно смотрели друг на друга, и Дина с ужасом понимала, что ничего не изменилось, он любит ее, продолжает любить. Почему тогда он позволяет делать это с ней, с ними обоими? И зачем они оба ей лгут? Почему никто не может просто сказать правду?

Музыка закончилась. Динка безуспешно пыталась выровнять дыхание и слышала рядом сбитое, тяжелое дыхание Максима. Макс запрокинул голову вверх, но уже через секунду выпрямился, его глаза снова были чужими и холодными. Он сунул руку во внутренний карман пиджака и повернулся к ней. На ладони, кое-где до крови ободранной ее ногтями, лежали несколько разноцветных резинок для денег.

Динка облизнула пересохшие губы, тело совсем не слушалось, она с трудом нашла в себе силы пошевелить пальцами и сгребла резинки. А сзади ее уже разворачивали и собственнически тянули руки Тимура, кто-то кричал «Горько!», она извернулась, выискивая глазами Макса, но увидела только его спину, а губы уже были захвачены губами Тимура.

Он застал ее врасплох, и в этот раз поцелуй вышел настоящим и глубоким, она упиралась в его плечи, пытаясь вырваться, но только выдохлась, а потом сдалась, увидев, как Марго подходит к Максиму и прижимается к нему всем телом.

Наконец Тимур выпустил ее, целуя глаза и виски, а она повернулась и направилась к выходу.

— Мне нужно привести себя в порядок, Тимур, — только и сумела выговорить, он понимающе кивнул, но все же довел до самой двери. А она больше не могла видеть ни его, ни Максима, вообще никого.

* * *

Динка очнулась и поняла, что лежит на диване у себя в комнате, одетая по-прежнему в свадебное платье, а где-то за стенкой слышатся мужские голоса. Попыталась встать, от резкого движения закружилась голова, и она снова села на диван.

Сколько она проспала? Судя по тому, что за окнами еще темно, недолго, потому что, когда Тимур с Максимом привезли ее сюда, уже стемнело. Они вливали в нее воду, заставляли пить еще и еще, ее выворачивало наизнанку, а они снова заставляли ее пить. Тимур придерживал волосы, пока ее сотрясали спазмы и успокаивал, как ребенка. Странное дело, раньше бы она от стыда умерла, а теперь ей абсолютно все равно. Может, потому что она уже умерла?

Тимур ее умыл, отнес и уложил на диван, а ее продолжало мутить, и еще этот мерзкий привкус во рту. Она приковыляла на кухню, держась за стенку и схватила нож. Ей даже сейчас было смешно вспоминать, как они оцепенели, глядя на нее, и начали обходить осторожно, словно она пойманный лазутчик, еще чуть-чуть и кинулись бы на нее оба, выкручивая руки. А она теряла равновесие и пыталась удержаться, балансируя рукой с ножом, вызывая у обоих мужчин очередные волны дикой паники.

Наконец, обессилев, сползла по стенке и уткнулась в колени, уронив руку с ножом.

— Диночка, дай мне нож, — позвал Тимур, присаживаясь рядом на корточки.

— Лимон, — она подняла голову и сипло повторила, — я хочу отрезать лимон.

Максим спрятался за ладонями и принялся лихорадочно тереть лицо. А этот что вообще здесь делает? Перед ней возникло блюдце с нарезанными ломтиками лимона, присыпанными сахаром.