А она, приложив ладошку к стеклу, стала махать мне, то и дело оборачиваясь, словно зовя куда-то. Я встал, обулся, накинул бушлат и, стараясь двигаться тихо, вышел за порог. Двери в коммуне не запирались. Крыльцо освещалось тусклым светом луны. После нескольких дней проливных дождей погода наладилась, и небо даже ночью оставалось ясным и сверкало множеством созвездий. Светка в спортивном костюме от фирмы «Адидас» налетела на меня, как тайфун и повисла на шее, едва я спустился с последней ступеньки. Я пошатнулся и переступил, едва склоняясь.

— Ты опрокинешь меня.

— Я знала, что ты тоже не заснул. Идем.

— Куда?

— Все равно. Мне бы не хотелось это делать прямо тут. Если кто-нибудь увидит, нас накажут. Ты же знаешь, что они это делают только с «наслаждением». Бежим.

Я удержал ее, прислушиваясь. Какой-то шум, обрывки звуков. Больше я ничего не уловил.

— Что ты?

— Тсс.

Теперь точно. Я слышал шаги. И еще голос. Я потащил девчонку за угол.

— Ты что?

— Тихо, молчи, — я ладонью зажал ей рот и вовремя. На крыльцо выползла тень.

— Рембо. Ты? Рембо.

Я узнал голос Андрея и прижался к стене. Света медленно присела, упираясь коленкой в стену.

— И что?

Этот голос был низкий и с хрипотцой — голос Матвея.

— Может собака-пария приходила?

— А по-человечески ты сказать не можешь. Умник.

— Бездомная собака. Или ветер, — в голосе Андрея слышалось раздражение.

— Ладно, пошли, сейчас закончим, раз вчера не успели.

— Раз дверь раскрыта, значит ее кто-то раскрыл.

Я надеялся, очень надеялся, что они не заметили мои пустые нары. Светка почти не дышала, прижавшись к стене.

Андрей достал из кармана трико ключ и присел. Под крыльцом, оказывается, была дверь с внутренним замком.

— Денежки, они счет любят, — говорил Матвей, переминаясь, и я услышал его зевок. — А я разоспался, понимаешь.

— Да и я тоже. Случайно от скрипа проснулся.

— Братва вся на месте.

— Да ветер, наверное. Я сначала подумал, что — Рембо.

— Волк твой в загуле.

— К утру явится.

Дверь открылась, и они с корточек спустились в невидимое помещение. Я стоял, напряженно прислушиваясь. Под крыльцом все стихло. Только длинная мрачная тень горбилась в том месте, где только что стояли двое мужиков.

— Быстро, Свет, к себе, бегом, — я шептал ей в ухо, но мне казалось, что меня слышат все деревья в лесу. — Только тихо, а то тебя по частям в реке утопят.

Светка сначала обмерла, но я ее подтолкнул, и девчонка сорвалась с места. Эта румяная пышка двигалась быстро и тихо, когда хотела этого. Но все равно, я расслабился только тогда, когда она растворилась в темноте. Теперь я мог подумать и о себе. Входная дверь оставалась открытой, я видел это и понимал, что должен попасть в дом до того, как эти апостолы вернутся на свои родные нары. Если моя постель будет пустой в этот момент, все, мне конец. Но деревянный настил очень хорошо проводит звук, а идти мне надо было прямо над их головами. Тогда я сел на землю и принялся разуваться. Мои туфли давно уже развалились и выглядели ужасно, но это была моя единственная обувь. Я взял их в руки и, осторожно ступая по обледеневшей земле, двинулся вперед. Вот я остановился около крыльца. Все было тихо и сонно. Сердце мое колотилось где-то в горле, и я едва не задыхался от этого.

Светка напугалась, потому что напугался я, но я-то знал, с кем имею дело. Руки и ноги мои дрожали. Один звук, неосторожность или просто прихоть судьбы, и все эти апостолы с Рембо во главе кинуться на меня, чтобы убить: садистски и яростно, а может медленно и со смаком, теша свои блатные наклонности. Меня оплюют, обоссут на очередной оргии, а я буду подыхать в их дерьме, как раздавленный червяк.

Я хотел жить. Тихо, дрожа и задыхаясь, поднял ногу на настил, потом присел и, навалившись, поставил рядом другую. Тишина. Я осторожно, почти не дыша, встал, согнувшись больше от напряжения, чем от необходимости. Доски даже не скрипнули. А я стоял и не смел сделать ни шагу. Со своего места видел свет, выбивающийся с другой стороны крыльца. Там горела электрическая лампа. Внизу было тихо.

И я сделал один шаг, замер, прислушиваясь, и сделал второй. При этом ступал только на пальцы, не на всю ступню, казалось, что так получается тише. С низу не доносилось ни звука.

Я продолжал передвигаться теперь уже значительно смелее.

И я дошел, упал на свои нары напротив окна и тут же замер, ожидая. Но все было тихо. Я успокоился и даже осмелился сесть в постели, чтобы раздеться.

Тут раздался щелчок и в комнате зажегся свет. Я, совершенно не думая, зажмурился, ослепленный. У входа стояли оба: и Андрей, и Матвей, и смотрели на меня удивленно и вместе с тем в напряжении.

— Ты чего не щемишь?

У меня в руках был бушлат.

— Куда собрался? — голос Андрея казался более доброжелательным.

Дальше молчать было опасно.

— Да в туалет, — выдавил я каким-то севшим чужим голосом.

— Ну так иди, а то обоссышься.

Дрожащими руками, едва попадая в рукава, я одел свой многострадальный бушлат, принялся обувать туфли. Бросив это дело на половине, я вскочил, сминая задники. Не зашнуровываясь, бросился к двери, хромая на обе ноги.

Матвей потягивался перед своими нарами, стоя спиной к окну, а Андрей смотрел вниз, на мои туфли и от этого взгляда я несколько раз споткнулся, пока пересекал комнату.

Спокойно я вздохнул только в темноте за дверью. И тут почувствовал реальную тяжесть в мочевом пузыре. Что ж, по-любому, должен был отправиться в деревянный туалет в стороне от построек и отбыть там положенное время.

И там, в темноте, застегнув штаны, я стал ощупывать свои туфли, не понимая, что так пристально разглядывал Андрей. Все было в порядке, и даже свежая грязь не прилипла к подошвам. Решив не зашнуровываться и делая полусонное лицо, я поплелся назад, теперь не торопясь и лениво волоча ноги.

Когда я вернулся, лампа еще горела в доме, но все уже лежали и мирно спали.

— Туши свет, — сказал Андрей, и я, стараясь не глядеть в его сторону, нажал на выключатель.

Темнота принесла облегчение, и я, стараясь не особенно шуметь, побрел к своей постели.

На следующий день, едва рассвело, Андрей окликнул одного из апостолов. Тот только что встал и голос его звучал еще сонно. Я полночи проворочался в постели и, толком не проснувшись, лежал с закрытыми глазами и слушал, как соседи по нарам смачно зевают и потягиваются.

— Гена, повезешь сегодня «утешение» на фазенду. Возьми и Сергея, он будет помогать Вити.