— Нет, скажите, зачем? Я же пошутила. Я наврала вам, что он был с ними. Он не был. Послушайте меня! — Сережа! Скажите им, вы, вы, старший! Как вас зовут, опять забыла. Сережа, я не хотела! Я не знала, что ты тоже был с ними! Я просто так сказала, со злости. Свадьбу тебе испортить хотела!

Все это она говорила, как скороговорку, обращаясь то ко мне, то к кому-то еще.

— Я же не знала, Сережа!

Меня поволокли наружу.

— Сережа!

— Сука нетрахнутая!

Меня волокли к милицейской машине, и на ходу я обернулся. Настя в белом платье принцессы схватила Светку за волосы и пыталась повалить на землю. А сзади стояла моя мать с широко открытыми глазами. Я отвернулся и едва не налетел на машину.

Это было все.

Теперь я сижу в предварительной камере. Сижу я недолго, только два дня. Идет следствие. Я вспоминаю, что со мной было и жду. Жду я не суда, жду совсем другого. Приговор меня не страшит. Адвокат, которого наняла моя мать, сказал, что, если удастся убедить суд в том, что я не причастен к ограблениям, а деньги ко мне попали случайно, тогда я мог бы вернуться домой, пока еще малыш не научится толком застегивать свои пуговицы, а Настя не нашла себе другого, более удачливого мужа. Но это не заботит меня.

Вчера я встретил на прогулке Фомича, сильно осунувшегося и постаревшего. Едва наши глаза встретились, как он растолкал зэков и конвой и, бросившись на меня, вцепился в горло сухими жилистыми руками. Я упал. Нас растащили.

Но я и теперь чувствую на своей шее его узловатые, все в шишках, пальцы.

— Не надейся на жизнь, — сказал он мне, когда его держали, а меня тащили прочь.

И я ему верю.

Значит — меня убьют. Убьют сегодня, завтра или на днях. Я знаю это, я чувствую по отношению ко мне окружающих. И я боюсь. Я просто холодею от страха в ожидании смерти. Что мне делать? Никто в целом мире не поможет мне, и даже тот старичок не придет утешить. Что мне остается?

БЕЗЫСХОДНОСТЬ.